Читать книгу "Иди сюда, парень! - Тамерлан Тадтаев"

– Эй! – кричали наши с горки. – Стойте на месте! Кто такие?!

Один из парней выпрямился и, сняв кепку, вытер заросшее лицо; на боку у него болтался АКСУ с длинным магазином.

– Ми миротворци! – крикнул он с таким жестоким грузинским акцентом, что меня залихорадило и потянуло блевать. – А ви кто?!

– Это не твое дело! Зачем пришли сюда?

– Ми миротворци, – повторил небритый, снова вытирая лоб. – Осматриваем посты!

За убийство миротворца, даже грузинского, дают немалый срок, тем не менее моя рука осторожно потянулась к рычажку предохранителя. Ствол я направил на переговорщика – он был такой же миротворец, как я балерина.

С горки опять закричали:

– Бросайте оружие и поднимайтесь сюда по одному! Вы поняли, вашу мать, ткуени деда?![41]

– Твою мат! – раздалось в лесу как эхо. – Ткуени деда!

– Даицхот, магати деда[42], – сказал один из пригнувшихся.

– Беги обратно в окоп! – кричал Хюрик сзади.

Такой шанс – убить сразу нескольких – у меня вряд ли когда еще будет, подумал я и нажал на спуск. Затвор громко щелкнул, осечка, все, конец… Переговорщик посмотрел в мою сторону и чему-то улыбнулся – я уверен, что жуар сделал меня невидимым. Я попятился, затем повернулся и дал деру. Пока бежал, начался бой. Пятьдесят стволов, не меньше, работало одновременно. Взрывы трясли лес. Спрыгнув в окоп, я поставил пулемет на ножки и взял под прицел кусты, поправил очки, спуск, снова осечка. Мать твою, какой урод подсунул мне эту рухлядь?!

– Давай жарь, чего ты ждешь! – орет Хюрик.

– Заело! – кричу и перезаряжаю. На этот раз я услышал голос своего пулемета – красиво поет, ничего не скажешь.

Длинной очередью стригу кусты и все, что за ними, потом прочесываю местность. Не могу остановиться, до того мне хорошо, только бы сердце выдержало такой кайф. Щупаю пульс: нормально. В пристегнутом бачке кончаются патроны. Напарник помогает ставить другой. Кажется, за той порослью трепещет жизнь, гашу ее, враждебную. Солнечный свет пробивается и к нам. Что за хрень, и так жарко. Смотрю наверх: над головами порядочная прореха, а ветки сыплются не переставая. Интересно, это наши косят макушки деревьев или грузины? Хюрик, как встревоженная ящерка, выглядывает из окопа и кричит:

– Не стреляй, ствол раскалился! Патроны береги!

С горки тоже орут:

– Остынь, не стреляй! Мы уже их трахнули!

Какие герои, думаю, а я во время боя онанизмом, что ли, занимался?

Второй бачок тоже опустел. Жалко, не взял запасной ствол с боеприпасами. Сколько же патронов я потратил? Сто пятьдесят было в пристегнутом, двести в ящичке – всего триста пятьдесят. Неплохо, рифленый ствол раскалился докрасна. Вдруг правая линза вдребезги. Хватаюсь за глаз, ладонь в крови. Сердце забило тахикардию. Я лег на пустые ленты и гильзы рядом с пулеметом и прошу напарника:

– Посмотри, что с моим глазом.

– Ты ранен? – тревожится тот. – Под бровью у тебя что-то блестит, кажется, стеклышко. Не дергайся, сейчас я его вытащу. Ну вот… А хорошо мы вздрючили кеклов[43].

Приступ проходит, но я все еще лежу, боясь рецидива. Телефон начинает звонить. Смотрю на дисплей: жена… Опять будет мучить. Прошу Хюрика сказать ей, что меня убили.

– Нет, ты что! – восклицает он. – Даже думать не хочу о том, что будет с моей женой, когда ей скажут такое…

– А ничего не будет, все они шлюхи.

– Не смей так говорить! И вообще поднимайся, кажется, смена пришла…

Картежник Гарсон

Кто-нибудь помнит картежника Гарсона? Крутой был тип. И совсем не жадный. Бывало, выиграет бабла, а потом делится со всеми. Многим он помог, царствие ему небесное. Остроумный был и весельчак. Но только до тех пор, пока не выпьет. Тогда он становился невыносим. В него будто бес вселялся. Видели сумасшедшего, ну которого связывают? То-то. Лично я старался держаться от пьяного Гарсона подальше. Да что там я, все от него убегали, честное слово. Потом его все-таки убили в Авневи. Продал там бензин грузинам, возвращался с баблом и попал в засаду. Изрешетили его, бедного.

А так он был славный парень и умел рассказывать – ну когда не пил. Как-то на площади он мне говорит:

– Знаешь, что со мной случилось сегодня?

– Нет.

– А ты мне купишь пиво? Умру, если не опохмелюсь.

– Гарсон, клянусь, я без копейки.

Врал я, конечно. Были у меня деньги, но как ему дать на выпивку? Нажрется, а потом смотри на него, сумасшедшего.

– Таме, скажи мне, пожалуйста, зачем ты работаешь в таможне, если у тебя нет даже на пиво?

– Ты же знаешь, что я не в доле.

– А курить хоть есть?

– Нету, сам хотел у тебя стрельнуть.

– Тьфу ты, мать твою. А знаешь что, бросай-ка ты свою таможню и айда со мной в Авневи.

– А что там, в Авневи? Играть будешь?

– Да нет, бензин контрабандный толкнем грузинам.

– Хорошее дело, – говорю. – А что с тобой случилось сегодня?

Гарсон сел на корточки.

– Утром мне вообще было херово, вышел я в парк подышать свежим воздухом, добрел до выхода и стал на студенток смотреть. Ох, какие у нас красавицы, глаз не оторвать. Я и про похмелье забыл. Одна меня особенно поразила, маленькая такая, хорошенькая и беременная. Улыбнулся я ей, она в ответ тоже показала свой жемчуг за алыми губами – и цок-цокает навстречу красивыми ножками. Как поравнялась со мной, я не удержался и ляпнул: «Эк тебя раздуло! Что с тобой, детка?» Она остановилась и, ничуть не смутившись, ответила: «Вот как ты сейчас свой рот похабный открыл, так же однажды я раздвинула ножки, и какой-то ловкач закинул мне…»

Я долго смеялся, потом все-таки купил Гарсону две бутылки пива, и одну он разбил о мою голову…

Могила ангела

Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости…

Из книги Екклесиаста

Пети по кличке Чети увидел на площади своего приятеля Черчи, глубокомысленно грызшего ноготь на мизинце, подошел:

– Дружище, перестань, пожалуйста, смотреть противно…

– А что еще тут делать? – возразил Черчи, вынув изо рта перст, и сплюнул.

– В Писе сегодня жуары бон[44], давай махнем туда и напьемся!