Читать книгу "Месть базилевса - Николай Бахрошин"

Все в городе затаились со страху, ждали, что вот-вот варвары и солдаты растрясут Томы, как голодные церковные служки дикую грушу. Но – Бог миловал до сих пор. А завтра, прямо с утра, капитан Григорс собирался уйти на галее в море. Север империи охвачен войной, обычная торговля с южными фемами прекратилась, таможенники попрятались, как клопы от огня, и на товарах без пошлины можно сделать хороший барыш.

«И чего бы ему было сегодня с утра не уйти?» – сообразил он задним числом. Завтра, завтра… Фома Скилиц виноват, кто же еще! Уговорил, лысый черт, задержаться с отплытием, обещал к вечеру доставить на «Божью милость» тюки с выделанными кожами. Мол, какой смысл, уважаемый Евдаксион, гнать галею с полупустыми трюмами, когда цена на кожу в Опсинионе подскочила вдвое против обычной?

Теперь Григорс с досадой вспоминал, как засиделся вчера в таверне с Плешивым. Рассуждали, как жить при Юстиниане и в чем новый базилевс будет отличаться от старого. Наступит ли наконец порядок в православной империи или опять как всегда?

Нашел тоже с кем рассуждать… Найти умную мысль в речах Плешивого так же трудно, как паралитику поймать блоху.

Ведь чуть-чуть не успел ноги унести, вдвойне обидно…

Упоминание сладкого красного из Сикилии повергло Макасина в сосредоточенную задумчивость.

– Нет! – снова решил он. – Приказ был доставить срочно… – пентарх дернул головой, шумно сглатывая слюну.

Один из кавалеристов вдруг звонко закашлялся. В том смысле, что приказ – приказом, а глоток-другой доброго вина не помешал бы, сразу догадались все.

Командир сделал лицо еще строже и зыркнул на него так же мрачно, как праведник на Иуду Искариота.

Душа капитана окончательно провалилась в пятки. Значит, не получится подпоить солдат и осторожно вызнать, зачем он потребовался. А там, глядишь, и сбежать, улучив момент. Галея-то неподалеку, у пристани, в море его лишь ветер догонит.

– Впрочем… – мыслительный процесс пентарха все еще продолжался и дошел до такой степени напряжения, что кончики поникших усов зашевелились. – Дорога впереди дальняя, коней-то все равно надо напоить…

– Вином?! – охнул Григорс, поглупев от растерянности и страха.

Выразительный взгляд ветерана без слов ответил, что на это кони пусть даже не надеются…

* * *

Дорога до лагеря армии получилась веселой, хотя и долгой.

Кто сказал, что для всадника тут полдня пути? Кто сказал, тот пусть сам несется, как бешеная собака с выпученными глазами! А солдаты империи должны ехать твердо, основательно и степенно, чтоб всякий враг, любая штатская сволочь заранее слышала твердый шаг их коней и от ужаса прятала голову в жопе!

К уважаемому Евдаксиону, лучшему другу всех кавалеристов империи, понятие «штатская сволочь», естественно, не относится. Моряки, рассудить, те же солдаты…

С этим капитан был согласен. Вот по поводу твердой поступи – явное преувеличение. Лошади бравых кавалеристов шли как хотели, а хотели они каждый миг разное. Сам пентарх Макасин, наводя ужас на штатскую сволочь, периодически валился с коня, рассыпая оружие и снаряжение так же щедро, как сеятель сыплет зерно в весеннюю пашню. Это приводило в неизменный восторг не только солдат, но и самого командира. Он, обнаружив себя опять на земле, радостно объявлял, что даже белка, бывает, падает с дерева! А уж ему, старому солдату, ветерану многих кампаний против язычников, не зазорно прильнуть к земле израненным телом. А то и поспать немного, восстанавливая упадок сил, растраченных долгой и честной службой.

Пару раз пентарх действительно задремывал в мягкой дорожной пыли, и его из уважения к заслугам и званию не будили. С собой кавалеристы, от щедрот купца, тоже прихватили меха с вином, с ними несложно скоротать время. Да и куда торопиться? Время солдата принадлежит армии, значит, не грех отсыпать немного себе, к своей пользе и удовольствию.

Словом, дорога тянулась, и сопровождающие изрядно надоели Григорсу. А про белку он больше слышать не мог. Эта зараза, что падает с каждой ветки, похоже, будет ему сниться в кошмарах.

Компанию капитан поддерживал, обнимался с новыми задушевными друзьями от кавалерии, подтягивал бравые солдатские песни, вместе со всеми подсаживал в седло несгибаемого пентарха, норовившего тут же свалиться с другой стороны. Но все же Евдаксион старался так неистово не напиваться. Ему было о чем подумать…

Ареста он больше не боялся – доносом за инакомыслие или оговором здесь не пахло. Солдаты, как быстро выяснилось, никакого отношения к тайной службе не имели. Обычные армейцы из приграничного гарнизона на западе ромейской Фракии, стронутые с места войной за власть. Эти служат за деньги, подчиняются командирам и не слишком задумываются, за кого и с кем воевать. Сказано: за Юстиниана – пошли за него, а скажут: за Тиберия – пойдут за Тиберия. Монету-то платит командир турмы, а не базилевс, кто бы он ни был.

Кроме того, из невнятных речей солдат Григорс узнал, что за ним послали по личному приказанию Риномета. Что, зачем, воякам, конечно, не объясняли, их дело – выполнять, а не рассуждать. Но опасаться веселому и щедрому капитану нечего – это точно, уверяли его. В армии сейчас всякий знает: когда базилевс приказывает доставить к себе врагов – по-другому бывает… Ох, не дай тебе бог, уважаемый капитан, узнать, как это бывает…

Поразмыслив над ситуацией, Григорс успокоился. Теперь ему не терпелось закончить путь и предстать перед лицом автократора. В животе замирало уже не от страха, от предвкушения. А вдруг это тот самый случай, который Господь Всемилостивый посылает избранным, вознося их из низов к вершине?

Дождался фатума, прости Иисусе грехи наши тяжкие! Ведь было же тогда, осенью, на галее: «Я запомню тебя, капитан… Скоро я верну себе власть, и ты узнаешь благодарность базилевса ромеев…»

Сам Юстиниан сказал, базилевс!

От предвкушения будущего возвышения Евдаксион даже начал понукать своего коня и по-другому, со строгими интонациями, поторапливать солдат. Впрочем, его нарастающего величия, подогретого шумом вина в голове, никто не заметил. Им хоть дубьем по голове – только наливай!

Солдатня, каракатицу в их бездонные глотки, вечно сухие, как пески Египта…

Словом, как ни торопился Григорс, а ночевать пришлось в тисовой роще. Развели костер, допили вино и долго рассуждали о странном свойстве имперских дорог, способных растягиваться непонятным образом. Не иначе сатана с присными мутят воду, отводят глаза православным. А что же еще?

С утра кавалеристы были мрачны и неразговорчивы. Сам Агафий Макасин помылся в ручье, почистился и подкрутил усы. Цыкнул на подчиненных, чтоб тоже привели себя в порядок, подтянули доспехи и сбрую, дышали перегарищем через раз и – не приведи святые угодники! – не в сторону начальства. Протрезвевший ветеран на глазах стал другим человеком. Строго насупился, замкнулся в себе и по большей части молчал. Лишь изредка открывал рот, чтобы пролаять короткую резкую команду.