Читать книгу "Исповедь уставшего грешника - Андрей Максимов"

х х х

Как прошла вторая премьера, я не помню абсолютно. Причем тут спектакль? Причем тут Гамлет? Я был занят совершенно другим: я молил Бога, чтобы Он все-таки совершил чудо, не трудно же Ему. Пусть оно будет глупым, нелепым, – какая, в конце концов, разница? Пусть бы мне позвонила Алина, а лучше – пусть бы пришла. Да! Пусть бы пришла, и оправдание у нее было бы вполне себе хорошее: посмотреть спектакль, который был поставлен ею… Однако, Господь, видимо, не видел смысла вершить такие чудеса.

Алины не было категорически.

Я плохо помню, как вышел на поклоны, как выводил актеров, как кланялся сам. За кулисами я наткнулся на Васю, который, как всегда бывало на моих премьерах, радостно принимал поздравления. Сказал ему, что отравился, ужасно себя чувствую, оставляю его за старшего и выскочил из театра, на ходу надевая пальто.

Я мчался к Алине. Я чувствовал, я знал, я был уверен, что сейчас, через несколько минут буквально, начнется у меня новая жизнь.

Но прямо у служебного входа я наткнулся на пожилого человека с «чеховской» бородкой, и, разумеется, в очках. Одет он был аккуратно, но подчеркнуто несовременно: драповое пальто, кашне, пыжиковая шапка, которая меня особенно поразила, я уж и не помню, когда такие видел.

Увидев меня, человек улыбнулся чуть виновато, и я понял, что ждет он именно меня. Этот немолодой мужчина принадлежал к довольно распространенной части зрителей, которые сами себя считают интеллигентами и от имени интеллигенции очень любят ругать мои спектакли за издевательство над классикой. Разговоры с такими молодящимися старичками всегда забавляли меня, но сейчас я совсем не был расположен развлекаться подобным образом.

– Здравствуйте, – сказал человек в пыжиковой шапке и протянул мне руку. – Сергей.

– И что? – я понимал, что ещё минута – и я просто его пошлю.

Человек посмотрел на меня внимательно. Ни злобы, ни раздражения я не смог прочесть в его взгляде, скорее там отчаянно светилось любопытство. Он мягко улыбнулся:

– Вы не поняли. Простите. Точнее, я не объяснил… Как мило, что вы сами вышли, я уж думал просить кого-нибудь вас найти… Я – Сергей… Сергей Александрович, муж Алиночки.

– Что с ней? – кажется, я даже схватил его за отворот его дурацкого пальто.

Человек снова улыбнулся:

– С ней все в порядке. Настолько, насколько это возможно после того, что вы с ней сделали. Присядем?

Не дожидаясь ответа, он пошел к скамейке.

Я поплелся за ним, не до конца понимая происходящее.

Когда мы уселись на холодную скамейку, Сергей сказал с улыбкой:

– Вы знаете, а мне понравился ваш спектакль. – Я, правда, не понимаю, зачем объявлять войну Шекспиру, но, объявив ее, вы вышли победителем.

Он посмотрел на меня, видимо, ожидая реакции. Я не знал, как реагировать. Я вообще не знал, как с ним разговаривать, о чем и, главное – зачем. В который уж раз я подчинялся течению жизни, понимая, что куда-нибудь она меня да вынесет.

Меж тем он продолжил:

– Замечательный артист играет Гамлета. Даже удивительно, что сегодня есть молодые люди, которые столь осознанно могут сыграть столь сложную роль. Я, наверное, не интересно говорю? Я, видите ли, совсем не театрал, я – физик, доктор физико-математических наук, профессор, автор книг… Зачем я все это вам рассказываю? Это ведь не важно. Да! Это я к тому, что для меня высидеть целый спектакль – всегда испытание. А тут – нет. Интересно.

Он замолчал.

И я молчал. Я не знал, о чем его спрашивать.

– Да, кстати, – он вдруг оживился. – Алиночка была на премьере. Вам, наверное, интересно будет узнать, что спектакль ей очень понравился. Очень. Это правда. Да… Алиночка вообще всегда говорит правду.

– Сергей… – я задумался, вспоминая его отчество.

Он усмехнулся:

– Можно просто: Сергей. Мы ведь с вами практически близкие люди.

– Но чужие, – неожиданно сорвалось у меня с языка. – Близкие чужие люди. Так бывает.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Сергей, вы пришли, чтобы рассказать мне ваши впечатления о моем спектакле? – я пытался говорить предельно спокойно.

Этот Сергей казался мне невероятно смешным в своем драповом пальто и пыжиковой шапке. И еще он очень забавно, как-то по-детски все время поправлял очки на своем носу. Хоть ты умри, но не мог я воспринимать его как соперника.

– Зачем я пришел? – Сергей поправил очки. – Во-первых, мне хотелось посмотреть на вас. Можете считать это простым любопытством. – Сергей внимательно оглядел меня и сказал со вздохом. – Вы, как я понимаю, знаменитый режиссер? Народный артист? Это, насколько мне известно, самое высокое звание у вас в театре. А я вот о вашем существовании впервые узнал от Алиночки. Вы уж простите…

– А, во-вторых?

Он снова задумался.

Я еще раз внимательно посмотрел на этого весьма пожилого, чтобы не сказать – старого человека, и вдруг подумал, как всегда некстати, что совершенно не могу представить себе, как он ложится с Алиной в постель.

– Во-вторых, – повторил он и вздохнул. – Видите ли, я, как вы можете заметить, намного старше Алиночки, и она мне как дочь. Вот. Когда она мне рассказала о вас, я очень страдал, но решил, что все – правильно, нормально, естественно. Да… – Он почесал голову через шапку, то есть, шапку почесал. Выглядело это совсем комично. – Алиночка говорила о вас, как женщина, потерявшая голову из-за любви. Вы мне вряд ли поверите, но я обрадовался за нее. Да-да, я обрадовался, что в ее жизни появилось настоящее чувство. Я ведь не идиот, я – доктор наук, у меня – книги… Впрочем, я это уже говорил… Я же понимаю, как может относиться ко мне такая женщина, как Алиночка… И тут вы – знаменитость, человек искусства, народный артист… Значит, народ вас любит и знает. Вот.

Он замолчал. И я молчал. Я с трудом осознавал происходящее и совершенно не понимал, как и что мне говорить.

Сергей улыбнулся как-то виновато и продолжил:

– Знаете, когда Алиночка хочет меня обидеть, она называет меня бубликом. Ну, потому что сухарь – это ей кажется слишком, и тогда она – бубликом. А я не обижаюсь, потому что она – права… Да…

Он снова внезапно замолк.

Мимо шли артисты. Они улыбались и кивали мне, кто-то даже сказал что-то про успех. Я даже, вроде, ответил. Подошла зрительница, протянула программку, чтобы я расписался. Я расписался, сказав при этом какие-то вежливые слова. Потом всё схлынуло. Мы опять сидели и молчали. Мне казалось, что прошла вечность. Наконец, он прошептал:

– Ну, ладно, – и поднялся.

Я решил, что разговор окончен.

Но он развернулся ко мне и заорал, глядя на меня сверху вниз:

– Если бы ты сумел ее оценить, то, поверь, я бы сделал все, чтобы ваша жизнь была прекрасна! Ясно тебе? Ясно? Я бы исчез навсегда, я бы не показывался! Я бы подыхал тихонечко где-нибудь на даче, чтобы только вам было хорошо! Но ведь ты ее не понял! Не оценил! Ты заставил ее страдать! – Он схватил меня за отворот пальто и заорал прямо в лицо. – Ты хоть понимаешь, что ты – подонок?! Только подонок может не оценить такого счастья, когда оно само идет к нему в руки!