Читать книгу "Против течения - Евгения Перова"

Когда Марина вернулась домой с близнецами, она не сразу разобралась, что где: Леший освободил мастерскую и разделил ее раздвижной перегородкой, превратив таким образом в спальню, совмещенную с детской – с Совятником. Круглолицых, глазастых и щекастых малышей он сам и прозвал Совятами, это прижилось, и прошло несколько лет, пока повзрослевшие близнецы обрели каждый свое собственное имя: Сонечка и Санечка.

Картины развесили по всему дому, оставшиеся Лёшка переправил в галерею: писать маслом он собирался в мастерской при галерее, а дома оставил только графику. Заодно окончательно разделили перегородкой комнаты Муси и Ваньки, превратив их в отдельные, и сделали звукоизоляцию у Стивена, чтобы он мог спокойно играть на фортепьяно, никого не тревожа: уже давно было ясно, что Степику прямая дорога в консерваторию. Ксения Викентьевна обитала вместе с бабушкой – за Ларисой Львовной нужен был постоянный присмотр, и Скороговорка совсем переселилась к Злотниковым, отдав свою квартиру племяннице. Она даже отказалась от платы: «Я у вас и так живу на всем готовом!» Так что Марина все время что-нибудь ей дарила: дорогой кофе, конфеты или шали, которые Ксения очень любила.

В бывшей спальне Марины и Лешего обосновалась Рита. Она плохо переносила беременность, капризничала, лисой вилась вокруг отца, заставляя ревновать Мусю, и грубила Ксении Викентьевне, которая скоро отказалась иметь с ней дело, так что Марине пришлось объяснять Рите: «Скороговорка не прислуга, а член семьи». Муся ревновала Риту и к Стивену, который был ровен и приветлив с обеими, никому не отдавая предпочтения. Марина постоянно успокаивала то Ксению, то Мусю, то разбиралась с Ритой, которая оказалась страшной неряхой. В общем, атмосфера в доме постоянно напоминала предгрозовую, и, если бы не Стивен, которому шел уже пятнадцатый год, Марина бы не справилась, так она уставала: все-таки возраст давал себя знать. Степик взял на себя старших детей, хорошо умел отвлечь Риту, а порой ему даже удавалось слегка вправлять ей мозги. В конце февраля появился на свет третий «Совенок», которого Рита назвала в честь отца – Алексеем, но все сразу стали звать его Лёсиком.

– Какой он совенок! – говорил растроганный Лёшка. – Настоящий цыпленок!

И правда, маленький белесый мальчик был похож на цыпленка, а хохолок на макушке торчал гребешком. Молока у Риты не было, и Марина стала кормить еще и Лёсика – ей казалось, что целый год она только и делала, что спала, ела и держала у груди какого-нибудь младенца! В отличие от боевых Совят, напоминавших Ваньку в младенчестве, но все-таки не таких «оглашенных», как говаривала бабушка, Лёсик рос тихим и покладистым: никогда не плакал, покорно шел ко всем на руки и любил играть, обожая строить невероятные башни из кубиков.

Рита постоянно бросала сына на Марину, и той порой казалось, что Рита сына боится. Ну ладно, когда он был младенцем – Лёшка, вон, тоже боялся и подойти к Мусе! Но даже когда Лёсик немного подрос, Рита все равно как-то сторонилась его, а мальчик был таким милым и забавным! И ведь самой Рите явно не хватало тепла и любви – она страшно огорчалась, что бабушка Лариса ее не узнает и каждый раз спрашивает: «Кто ты, деточка?» Рита наткнулась на старого плюшевого медведя, которого Леший когда-то купил Марине, забрала его себе и даже спала, обнявшись с ним, а Марина недоумевала: «Зачем тебе игрушечный медведь, когда есть сын?»

С Мариной Рита держалась подобострастно, но на откровенность не шла. Она прекрасно поняла, что Марина не склонна жаловаться на нее отцу, и пользовалась этим. Очень хорошенькая, длинноногая, тоненькая, всегда стильно подстриженная и модно одетая, она обожала украшения и косметику, одна из всей семьи читала глянцевые журналы и смотрела бесконечные ток-шоу и сериалы. Рита ничего не делала по дому, просиживая все ночи у компьютера, а потом отсыпалась до полудня. У нее была масса друзей в Сети, она вела какие-то блоги, висела в аське и постоянно бегала на разные тусовки, причем красилась так, что Муся с Ванькой прозвали ее енотом: смотри, смотри – енот побежал!

– Рита, ну зачем ты так красишься! Ты сама по себе очень красивая! – пыталась урезонить ее Марина, а отец, раз увидев в боевой раскраске, завел Риту в ванную и умыл с мылом – та пищала и отбивалась: мыло попало в глаза. Рита никак не могла понять, почему отец, такой знаменитый, никогда не ходит ни на какие светские мероприятия, не дает интервью в журналы и не маячит в телевизоре! Да и Марина, по ее мнению, могла бы с большей выгодой пользоваться своими способностями, на которые сейчас был большой спрос: экстрасенсы и ясновидящие не сходили с телеэкрана. Сама Рита, как выяснилось, мечтала о славе: то пробовалась в манекенщицы, благо рост позволял, то в фотомодели. Она упорно лезла в камеру на разных гламурных тусовках, а один раз даже дала интервью, назвавшись дочерью художника Злотникова, и наговорила такого, что отец чуть было не выгнал ее из дому и запретил вообще открывать рот перед журналистами.

Изящные брови, точеный носик, слегка раскосые зеленые глаза – в ее внешности было что-то кошачье, а чуть припухлая верхняя губка придавала Рите капризный вид. Но в профиль становилось заметно, что подбородок слишком скошен назад, а носик выдается вперед, отчего в ней появлялось что-то хищное: уже не лукавая кошечка, а алчная крыска. Марине все время было не до нее, хотя и видела: есть над чем поработать. Взбалмошная, неорганизованная, самолюбивая, с кучей всевозможных комплексов, одинокая и несчастная Рита никак не могла найти общего языка ни с кем из семьи, кроме Степика. Отца она все больше раздражала: «Господи, вылитая мать!» – и в те редкие моменты, когда он бывал с ней ласков, Рита расцветала и потом еще несколько дней бегала с высоко поднятой головой, а Муся ревновала.

Живописью Рита совсем не интересовалась, даже отцовской. Читала она каких-то современных авторов, Марине совершенно неизвестных, часто по-английски и по-испански: проведенные в Штатах годы не прошли даром. Рита очень глубоко чувствовала музыку, хотя сама не играла и не пела – просиживала часами около Стивена, пока он занимался на фортепьяно, покорно выслушивая по сто раз одно и то же. Однажды она даже упала в обморок во время джазовой импровизации на фортепьяно и гитаре, которую устроили Стивен с Лешим – побелела и грохнулась на пол, на чем вся импровизация и закончилась.

А потом вдруг оказалось, что Рита – писательница! Она написала нечто, назвав это романом, хотя по объему тянуло на маленькую повесть, и не удержалась – показала Марине. Марина удивилась – она не ожидала от Риты ничего путного. Вещь была написана хорошо, хотя и слегка безграмотно: у девочки явно был талант, но не хватало элементарного образования. Но, несмотря на Ритин талант, повесть оставляла неприятное впечатление: это была история ее собственной жизни, фантасмагорически преображенная – Марина вспомнила Ритины детские сказки. Всех можно было узнать: и Лешего, и Марину, и Стеллу, и бабушку Жанну, но словно в кривом зеркале, а история Стеллы и Алексея была изложена таким образом, что Марина выходила главной злодейкой, разбившей семью. Весь текст был густо насыщен откровенной эротикой и ненормативной лексикой, а главная героиня, от лица которой шло повествование и в которой без труда узнавалась сама Рита, переходила из одной постели в другую так же легко, словно пересаживалась с автобуса на троллейбус. «Боже, неужели это все правда?!» – ужаснулась Марина.