Читать книгу "Последний Рюрикович - Валерий Елманов"

А как-то посреди зимы стали они вместях с Ивашкой лепить снежную бабу. Дмитрий был какой-то рассерженный, стал пояснять товарищу, что супротив него со стороны царского злобного советника Бориски Годунова, кой хоть и боярин, но без роду и племени, все время умышляются козни, но как он сам, Дмитрий, на царство взойдет, то расправится с ним по-свойски. Тут он в запале подскочил к бабе и начал рубить ее палкой, гневно крича:

– Я ему вмиг голову снесу! Вот так вот!! Вот так вот!!

Ивашка стал успокаивать его, а потом переспросил:

– А как это «без роду, без племени»?

– А так, – важно пояснил Дмитрий, обрадовавшись, что наконец-то нашлось дело, где он, царевич, разбирается гораздо лучше, нежели его товарищ. – Ежели у тебя отец – боярин, и дед им был, и прадед, и еще старее, то ты и сам можешь величаться боярским сыном. Ну и все прочие тако же. Ежели в роду все холопы – выходит, что и ты холоп, ежели гость торговый – стало быть, и тебя купецким сыном назовут. Понял ли? А у Годуновых в роду, тьфу, татаровье какое-то, да хучь бы ханы али цари, а то и там худородство одно. По родословцам, как мне дядька сказывал, он от какого-то мурзы происходит, прозвищем Чет. Это, если по-нашему, не боле сотника, али и того хуже. Да ты меня не слухаешь, – обиделся он, глядя на сосредоточенно уставившегося в какую-то невидимую точку товарища.

– Да нет, слушал я тебя, – откликнулся тот. – Я вот чего думаю. Это ежели у меня отец… – задумчиво начал было Ивашка, а потом, простодушно глянув на царевича васильковыми глазами, сделал вывод: – Значит, я князь.

– Нет, ты бы был князь, если бы твой родитель им был, – терпеливо пояснил царевич.

– Вот я и говорю, – терпеливо пояснил Ивашка, – что я князь.

– Так у тебя-то родитель – мужик, – начал втолковывать Дмитрий так ничего и не понявшему, на его взгляд, товарищу.

– Нет, мать моя сказывала, что князь он, – заупрямился Ивашка.

Дмитрий поначалу даже оторопел, но потом решил поднять товарища на смех:

– Тогда скажи, как его звать-величать? Кому он сродни? От кого род свой ведет?

– Я почем знаю, – пожал плечами Ивашка. – Я и не видал-то его ни разу. Даже лик его не признал бы, коли и встретил.

– А пошто речешь так-то? – не унимался Дмитрий. – Значит, лжа.

– Нет, не лжа, – загорячился Ивашка. – Гля-кось.

И с этими словами он снял с шеи висевший у него на веревочке перстень.

– Се есть память от него.

Дмитрий удивленно взял тяжелый, массивный перстень и, уважительно рассматривая его, отметил вполголоса:

– Тяжелый…

– С чистого золота изделан, – припомнил Ивашка слышанное им как-то раз от матери.

– А камень какой красивый, горит весь. Гля-кось, дак он переливается на солнце. Эхма, даже у нас такого нетути. Я у дядьки видал раз, но этот красивше. Держи, – Дмитрий с видимой неохотой протянул перстень обратно владельцу.

– Ну что, князь у меня отец аль как?

– Можа, и князь, – задумчиво произнес Дмитрий. – Токмо как ты его искать-то будешь, ни имени, ни роду не ведая?

– Не знаю, – вздохнул грустно Ивашка. – Он, наверное, помер давно. Ведь родители завсегда вместе живут. Хотя мать мне ничего про него и не говорила. Только раз, что он в Москве живет, в богатых хоромах, а когда я вырасту, то мы вместе с ней к нему поедем, – оживился мальчуган и с надеждой посмотрел на Дмитрия: – Токмо сперва вырасти надоть.

– Когда я буду царем, я тебе его найду, – торжественно и даже несколько высокопарно произнес Дмитрий и вдруг вспомнил: – Я сейчас такое увидел, ажно удивился.

– Ну, чего еще?

– А знаешь, на кого ты похож, Ивашка?!

– На кого? – вяло спросил мальчик, не испытывая особого интереса, поскольку мысли о родном отце не отпускали его, да и головная боль, начавшаяся с утра, никак не проходила.

– На меня! Вот те крест, не вру. – И Дмитрий, воровато оглянувшись, вынул из-за пазухи небольшое зеркальце с ручкой: – Гля-кось сам. Получается, что мы с тобой как близнята.

Ивашка бережно взял зеркальце из рук царевича и, полюбовавшись узорной, ажурно-кружевной его отделкой и гладко отполированной рукояткой, заглянул в него. Заглянул – и тут же отпрянул, увидев в нем Дмитрия. Не веря глазам, он поднес руку к своему носу, потрогал его озябшей ладошкой, и отбраженный в зеркале немедленно проделал то же самое.

– И впрямь похож, – удивленно сказал он.

– Я по первости глянул, думал – портрет твой… – Голос Дмитрия стал слышаться как-то издалека, то усиливаясь, то затухая. В ушах почему-то зашумело сильнее. Очнулся мальчуган, когда Дмитрий, довольный тем, как он ошарашил такой новостью приятеля, толкнул его в плечо. Хотя толчок был не сильный, а просто дружеский, Ивашка не удержался на ногах и плюхнулся в снег.

Перед глазами у него все поплыло, переливаясь какими-то радужными кругами, и он на миг даже потерял сознание, но тут же очнулся от звонкого удивленного голоса царевича:

– Ты чего?

Ивашка с усилием открыл глаза. Встревоженный Дмитрий сидел возле него на корточках и тормошил его за плечо. С трудом поднявшись, мальчик покрутил отяжелевшей головой и, с трудом шевеля онемевшими губами, произнес:

– Я, пожалуй, пойду. Чего-то гудит у меня все, – пожаловался он и хотел руку поднести, чтоб показать, где гудит, но не смог. Царевич, кусая губы, хмурился, обдумывая что-то, а потом взял товарища за руку и не терпящим возражений тоном решительно произнес:

– Идем ко мне.

– Ты что? – вырвал Ивашка руку. – Нельзя. Ежели кто узнает, так и тебе, и мне, и еще кое-кому попадет, – вспомнил он о Митриче.

– Тогда я с тобой пошлю кого-нибудь!

– Не, тоже не надо. Сам доберусь, не маленький.

– Тогда я тебя провожу до дома. Давай, – и царевич подтолкнул мальчугана к дубку. Ивашка дважды срывался с него и только при старательной поддержке Дмитрия, усиленно подталкивавшего его сзади, вскарабкался на дерево. Едва он встал на нижнюю ветку, по которой обычно перебирался на ту сторону тына, как глянул вниз и зашатался – перед глазами все вновь поплыло-поехало.

– Держись, я сейчас, – услышал Ивашка откуда-то издалека голос Дмитрия.

Мальчику даже померещилось, поскольку повернуть шею, чтобы глянуть, он не мог, что царевич перепутал деревья и лезет совсем на другое, как вдруг почувствовал на плече его руку.

– Пошли, Ивашка.

Тот было попытался, но ватные ноги упорно не хотели слушаться мальчишку. Казалось, страшная усталость физически придавила их к ветке. Ноги, ставшие чужими, дрожали, но вперед не шли.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал он. – Ежели чего, Дмитрий поможет, – и крепко сцепив зубы, оторвался одной ногой от ветки.