Читать книгу "Оставленные - Том Перротта"

И вот что получалось: жестокое убийство, по сути, казнь, никаких свидетелей, никто не требует справедливости – ни семья жертвы, ни «Виноватые», ни граждане Мейплтона. Есть только погибший юноша в парке – еще одно свидетельство того, что мир сошел с ума.

* * *

Кафе «У Дейзи» – одно из тех заведений в стиле ретро, символами которого являются нержавейка и бордовый кожзаменитель. Двадцать лет назад его с любовью отремонтировали, но теперь оно снова приобретало обшарпанный вид: оторванные куски дерматина на банкетках заклеены скотчем, кофейные чашки – с отбитыми краями, некогда блестящая плитка на полу, выложенная в шахматном порядке, потускнела и вытерлась.

Из музыкального центра звучала «The Little Drummer Boy»[75]в исполнении Бинга Кросби[76]. Протерев запотевшее стекло, Кевин любовался празднично убранной улицей: с проволоки, протянутой над Мейн-стрит, свисали огромные снежинки и леденцы, фонарные столбы украшали хвойные гирлянды, по дороге спешили машины, по тротуарам – пешеходы.

– Красиво в этом году, – заметил он. – Снега бы еще немного.

Джилл что-то уклончиво промычала, вгрызаясь зубами в вегетарианский гамбургер. Кевин чувствовал себя немного виноватым за то, что выдернул дочь с занятий, чтобы она пообедала с ним, но им нужно было поговорить, что не представлялось возможным сделать дома, поскольку под ногами вечно крутилась Эйми. К тому же на данном этапе семестра один пропущенный урок погоды не сделал бы.

Беседа со школьным методистом прошла, мягко говоря, не очень хорошо. Кевин догадывался, что Джилл стала хуже учиться, но недооценивал всю серьезность ситуации. Бывшая круглая отличница, его дочь практически завалила математику и химию и в лучшем случае сумеет дотянуть до «тройки» по английскому и всемирной истории – по ее самым любимым предметам, – если успешно сдаст семестровые экзамены и до Рождества – просроченные домашние задания, – перспектива, которая с каждым днем казалась все менее вероятной.

– Я в растерянности, – призналась ему школьный методист, серьезная молодая женщина с длинными прямыми волосами в очках восьмиугольной формы без оправы. – Это полная катастрофа.

Джилл сидела рядом с каменным лицом, на котором застыли то ли вежливая скука, то ли слабое удивление, словно говорили не о ней, а о девушке, которую она едва знала. Кевину тоже досталось от методиста. Мисс Марголис не могла понять его безразличия: он не поговорил ни с одним из преподавателей Джилл, не ответил ни на одно электронное письмо, информирующее его о плохой успеваемости дочери.

– Какие электронные письма? – изумился он. – Я ничего не получал.

Как выяснилось, сообщения до сих пор посылали на адрес электронной почты Лори, потому-то он их в глаза не видел, но эта неразбериха лишний раз доказывала главную мысль методиста, – Джилл растет без присмотра и не получает должной поддержки дома. Кевин с этим не спорил: знал, что сплоховал. С тех пор, как Том пошел в детский сад, надзор за учебой детей осуществляла Лори. Она проверяла домашние задания, подписывала табель успеваемости и согласия на поездки с классом, знакомилась с новыми учителями на родительских собраниях. Кевину все те годы оставалось только имитировать заинтересованность, когда она рассказывала ему про школьные дела детей. И он еще явно не усвоил тот факт, что теперь вся ответственность за образование дочери лежит на нем.

– Насколько я понимаю, в вашей семье… произошли перемены, – сказала мисс Марголис. – Джилл, очевидно, не совсем к ним приспособилась.

В конце разговора она перечеркнула составленный в начале года список высших учебных заведений, в которые Джилл намеревалась подавать документы – колледж Уильямса[77], Уэслианский университет[78], Брин-Мор[79]; теперь о поступлении в какой-то из них не могло быть и речи. Они, конечно, поздно спохватились, но в предстоящие недели им следует сместить акценты и сосредоточиться на менее престижных вузах. На учебных заведениях, которые более снисходительно отнесутся к отличнице, показавшей отвратительные результаты в одном семестре. К сожалению, заключила мисс Марголис, это то, что мы имеем, и придется считаться с действительностью.

Я сыграю ему на барабане, парам пам пам пам…

– Так что ты думаешь? – спросил Кевин, глядя на дочь; они сидели друг напротив друга за узким столом с пластиковым покрытием.

– О чем? – Она подняла на него глаза: взгляд выжидательный, само лицо непроницаемо.

– Сама понимаешь. Колледж, следующий год, дальнейшая жизнь…

Джилл недовольно скривила рот.

– А, об этом.

– Да, об этом.

Она окунула в маленький соусник с кетчупом ломтик жареной картошки и отправила его в рот.

– Трудно сказать. Я даже не знаю, хочу ли я поступать.

– В самом деле? Джилл пожала плечами.

– Томми поступил в университет. И что из этого вышло?

– Ты не Томми.

Она промокнула рот салфеткой. Ее щеки ее окрашивал слабый румянец.

– Дело не только в этом, – сказала Джилл отцу. – Просто… мы ведь с тобой теперь живем вдвоем. Если я уеду, ты вообще один останешься.

– За меня не переживай. Делай то, что должна делать. Я справлюсь. – Кевин попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. – К тому же, когда я последний раз пересчитывал, в доме нас было трое.

– Эйми – не член семьи. Просто гостит у нас.

Кевин пододвинул к себе свой бокал – в нем остался только лед – и через соломинку допил последние капли жидкости. Джилл, конечно, была права. Их осталось всего двое.

– Что скажешь? – спросила она. – Хочешь, чтобы я уехала учиться?

– Я хочу, чтобы ты делала то, чего тебе самой хочется. То, что тебе нравится.

– Опа! Спасибо, папочка. Ты очень помог.

– За то мне и платят большие бабки.