Читать книгу "Честный вор - Владимир Колычев"

– Ну, понятное дело…

– Это не ко мне.

Вперед, лицом к стене, руки за спину… Неужели этот кошмар никогда не закончится?

Но Костыль и Сбитень молчат, не колются, может, Миша еще выйдет сухим из воды.

– Лицом к стене!

Конвоир поставил Коробка к стенке, коридорный открыл дверь в камеру.

Миша зашел, окинул взглядом людей, которые сидели за столом.

А камера ничего себе так. Просторная, светлая, шконки в один ряд, ковры на стенах, телевизор, холодильник, фанерная кабинка для сортира. И людей совсем немного. А люди на вид солидные, все важные, спокойные. За столом сидят, чифирь гоняют, на Мишу смотрят. А лица знакомые. Двоих Миша видел на последнем сходе, и Есаул уже тут, сидит, грустно на него смотрит.

Да, говорили, что есть на тюрьме хата, куда собирают законных воров. Но так и Миша в законе, и ему здесь самое место.

– Здорово, братва!

Коробок направился к столу, но руку, которую он хотел протянуть, будто парализовало под взглядами воров. Неприветливо они смотрели на него, осуждающе. И страшно. И в коленках у Миши похолодело.

– Коробок? – спросил незнакомый чернявый толстяк двухметрового роста.

Типичное кавказское лицо, черные пронзительные глаза, болезненные мешки под глазами. Лет пятьдесят ему, не меньше. Он сидел во главе стола, лицом к Мише, и его вид не сулил ничего хорошего.

– Да, Коробок, – подавленно кивнул Миша.

– Кто я такой, знаешь?

– Ну-у…

– Не знаешь, – разочарованно покачал головой толстяк.

– Какой же ты после этого вор? – презрительно скривился другой кавказец.

Этого здоровяка с деформированными ушами Коробок видел на сходе, но вор и знаться с ним не хотел.

– А зачем ему тебя знать, Давид, он человек в нашем деле случайный, – прокуренным голосом сказал долговязый славянин с корявым лицом.

– Ну, случайный не случайный, но за Хлоевом вроде как правильно «смотрит», – заметил толстяк.

– Извините, Давид Арсенович, не узнал! – Миша приложил к груди свободную руку.

Он знал, кто такой Давид Старый, это в его «общак» уходили деньги с Хлоева и прочих проектов, которыми заправлял Коробок. И вор это, по ходу, знал.

А Давид фигура мощная, сам Сергил перед ним, если надо будет, и спляшет, и споет… И как он, интересно, в изоляторе оказался? Он же вроде в Испании жил…

– Зачем ты человека убил? – глянув на Мишу, спросил Давид.

– Так разве ж то человек был? «Опущенный».

– Микита в нашем деле не последним был. Его по беспределу «опустили».

– Так он должен был объявиться!

– Не вопрос, тут я ничего не могу сказать… А вот зачем ты ему руку пожал?

– Так это, я ж не знал. Он не объявился, – жалко пробормотал Коробок.

Давид смотрел на него с показным сочувствием и качал головой. Дескать, он все понимает, но поделать ничего не может. И Есаул качал головой точно так же.

А ведь он предостерегал Мишу! Ясно же дал понять, что дело можно спустить на тормозах…

Коробок жалобно смотрел на него, но сочувствия и понимания в его глазах не находил. Есаул его предостерегал, и уже поздно что-то менять. Закон есть закон… А ведь Миша знал, что к «опущенному» даже прикасаться нельзя, а уж тем более руку жать… Неужели все так серьезно?

– Ну и что делать будем, бродяги? – спросил Давид, почему-то глядя на Артема. Как будто тот имел право голоса. А ведь он даже не в законе…

– Микита когда-то был правильным пацаном, – заговорил Есаул. – И на сборке он держался как правильный пацан. Не должен был, но держался. И Коробок на это повелся.

– И не только Коробок, – добавил долговязый славянин, с осуждением глядя на Есаула.

– И не только Коробок, – кивнул тот.

– Мартына покрываешь, своего «кента»?

Артем ничего не сказал, лишь тяжело посмотрел на долговязого, и тот сразу замолчал.

– Есаул у нас добрая душа, – кисло усмехнулся Старый. – Он людей просто убивает.

– А с этим что делать? – спросил долговязый, кивком головы показав на Мишу.

– А что делать? – хмыкнул здоровяк. – Сначала по ушам…

– Есаул! – Снова Давид обратился к Артему так, как будто судьба Коробка зависела только от него.

– Я бы не стал по ушам… – покачал тот головой.

– За Сергила подписываешься? – дернулся долговязый. – Я тебя понял!

– Я с хозяином сегодня говорил, – даже не глянув на него, сказал Артем. – Большие погоны на него давят, с Шаболовки. Коробка на признание расколоть надо. Погонам это надо. Очень надо. Хозяин мент ровный, воровскую масть уважает, и пока Коробок под короной, тронуть его не посмеет. А если накажем Коробка, сыграем по «мусорским» правилам. Я «мусорские» правила понимаю, но не принимаю.

Коробок смотрел на Есаула, как на бога, который спустился с Олимпа, чтобы помиловать его.

– И что ты предлагаешь? – спросил Старый. – Ты же понимаешь, что Коробку с правилы не спрыгнуть.

– Пусть остается вором, – пожав плечами, ответил Артем.

Глядя на него, Коробок уже точно знал, что все будет так, как он скажет. Даже сам Давид примет его решение. Миша невольно просиял, радуясь спасению, и даже вздох облегчения вырвался из его груди.

– Пусть вором и умрет!

Ошибся Миша, Есаул и не собирался его щадить. Он вдруг резко повел рукой, и к ногам Коробка с глухим стуком упала зэковская финка с наборной ручкой.

– Он должен смыть свой позор кровью.

– И умереть вором, – утверждая приговор, кивнул Старый.

Долговязый кровожадно улыбнулся, вскочил со своего места, подошел к Мише.

– Ну, чего стоишь, бродяга! На колени падай! Моли братву за такую милость! За такой «косяк» и умереть вором! А ну, взял «перо»!

– З-зачем? – с ужасом смотрел на него Коробок.

– Это не трудно. Главное знать, как…

Долговязый достал из рукава свою заточку, и Миша, охваченный паническим страхом, стал отползать от него.

– Смотри, вот сюда надо!

Вор приставил заточку к своему солнечному сплетению и показал, под каким углом ее нужно вонзать в тело.

– Нет, я не могу…

Коробок отползал, пока не уперся в стоящую у самых дверей шконку без матраса. Уперся и спрятался под нее.

Долговязый подошел к шконке, встал возле нее, нарочно наступив Мише на руку, и проговорил:

– Ты не вор. И даже не человек… Есаул, ты слово за него сказал.

– Есаул, это «чмо» уже не вор, – в голосе Давида сквозило презрение. – Слово нужно исправлять.