Читать книгу "Вольф Мессинг. Экстрасенс Сталина - Вадим Эрлихман"

И надо же случиться, что во время моей поездки в Гагры его угораздило выехать на гастроли в Закарпатье, когда два последних года всякое выступление давалось ему с огромным трудом, я бы даже сказала, с мукой. Но это во мне говорят эмоции, а он и не мог иначе.

Теперь я сама позвонила Александру Давидовичу — заведующему отделением реанимации, чтобы выяснить подробности того, что случилось с Мессингом. Гастроли он таки до конца не довел, адские боли скрутили его, и он вместе со своей ведущей первым же рейсом вылетел в Москву. Осмотрев Мессинга, директор института профессор Бураковский предписал немедленную госпитализацию. Через полчаса машина «скорой помощи» прибыла за ним. Валентина Иосифовна поведала мне весьма прискорбную подробность. Когда она под руку провожала Вольфа Григорьевича к машине, он остановился на полпути, печально оглянулся на свой дом и с надрывом сказал: «Я его. больше не увижу.»

Но хорошо уж и то, что оперировать его взялся мой любимец Анатолий Владимирович Покровский, истинный виртуоз и чудодей!.. Мессинг находился на управляемом дыхании, но руками пытался все же что-то изобразить или выразить просьбу. И я поняла, что он хочет курить — таков был смысл его жестикуляции. Господи, даже и в таком состоянии он не может отказаться от этого наркотика! Врач, неотступно дежуривший у постели Мессинга, заметил и узнал меня, кивком поздоровался, а потом показал поднятый вверх большой палец — мол, все хорошо! Я и сама видела, что ноги Вольфа Григорьевича имеют нормальный цвет, тогда как при этом заболевании чаще всего ноги синеют, а обескровленные становятся легкой добычей гангрены. Ну, пронеси еще раз! Уж теперь он доберется до табачного зелья только через мой труп!

Вести, увы, малоутешительные. Уже дежурный первой смены сообщает, что у Мессинга ателектаз легкого, или, выражаясь общепринятым языком, спадение легочной ткани, но врачи надеются вывести его из этого состояния.

Час от часу не легче: после полудня новости совсем скверные — почки у Мессинга отказываются работать. А это уже похуже, острая почечная недостаточность грозит организму самоотравлением. Утешительным было лишь то, что мне сообщили о сравнительно спокойном сне Вольфа Григорьевича и ровном пульсе».

Друзья Мессинга уже успокоились, но случилось то, чего никто не ожидал: 8 ноября в 23 часа Вольф Григорьевич скончался в больнице от отека легких после отказа почек. Сын Лунгиной Александр, работавший хирургом, сообщил: «Технически операция Покровским была проведена блестяще, вероятнее всего, летальный исход наступил из-за ошибок и плохого ухода в послеоперационный период. Во всяком случае, высочайшую бдительность нужно было проявить до конца, а не надеяться, что золотые руки хирурга уже обеспечили успех. Директор института был в отпуске, и персонал института не имел должного контроля. К большому сожалению, это вообще характерно для медицины в СССР».

Т. Лунгина, как самый близкий Мессингу человек, занималась его похоронами на Востряковском кладбище, рядом с могилой жены. 14 ноября, в день похорон, прошло не слишком многолюдное прощание в Центральном доме работников искусств. Власть, как обычно, боялась стечения толпы на похороны, поэтому единственный некролог Мессинга был опубликован в газете «Вечерняя Москва». По утверждению Э. Месина-Полякова, согласно завещанию Мессинга, его мозг передали для исследования ученым: «При участии профессора Крымова мозг Вольфа был извлечен и заспиртован. Один мой товарищ, работающий в милиции, говорил мне, что видел мозг Мессинга в Институте мозга, где тот хранится вместе с мозгом Ленина и Сталина».

Сразу после смерти телепата начались треволнения по поводу его наследства. Наследников у покойного не было, поэтому квартира, вещи и сберкнижка достались государству. Ходившие слухи о громадных богатствах Мессинга заставили «компетентные органы» озаботиться их поисками. Т. Лунгина вспоминает: «Мне позвонила Валентина Ивановская и сообщила, что она получила милицейскую повестку с требованием явиться в отделение. И приписка, что по делу Мессинга. А днем позже такую же «весточку» получила и я. Но с более конкретным пояснением: в качестве понятой при описании имущества в квартире Вольфа Григорьевича. Такие милицейские повестки игнорировать нельзя, ибо напросишься на принудительный привод. В назначенное время за мной «любезно» прислали машину, и я отправилась с ними на улицу Герцена. Кроме двух представителей 1-ой нотариальной конторы Москвы там уже была Валентина Ивановская, которой тоже эта мышиная возня вокруг «дела Мессинга» доставляла мало радости.

Юристы составили протокольные бланки и начали дотошный осмотр квартиры. Приступили к закрытому на замок, окованному полосками железа старинному сундуку, когда-то наполненному вещами Аиды Михайловны. А когда вскрыли, он оказался совершенно пустым. Лишь на дне лежали пожелтевшие страницы газет и под ними сшитый мной когда-то пояс с двумя кармашками: для ценных бумаг и для золотого кольца с трехкаратным бриллиантом, которым Мессинг очень дорожил, скорее как неким талисманом, чем ценностью, и если он его не надевал на руку, то все равно носил при себе: либо на груди, либо в кармашке. И еще несколько фотографий. Кармашек для перстня был пуст, а в другом обнаружили сберегательные книжки на общую сумму чуть больше миллиона рублей в старом исчислении, не считая не взятых за последние 10–15 лет процентов. Кроме этого, было 800 рублей наличными.

Наконец закончилась вся эта бумажная процедура, и мы подписали протокол, вздохнув с облегчением — гора с плеч. Но не тут-то было. В последовавшие за тем дни всех по очереди стали вызывать в прокуратуру, а меня даже и на печально знаменитую Лубянку, что не сулило ничего доброго.

Всем задавался стереотипный вопрос, куда делись ценности Мессинга (видимо, имелись в виду драгоценные камни, привезенные им из Польши) и, в частности, куда исчез его знаменитый перстень. Будто его собирались поместить в государственную казну или национальный музей. Причем с каждым днем перстень «прибавлял» в весе по карату. Через несколько дней меня вызвали снова и уже спрашивали чуть ли не о 10-каратном бриллианте. Возможно, кто-то и верил в то, что именно в перстне сила Мессинга.

Провели обыск у женщины-домработницы, жившей последнее время в квартире Мессинга, ной у нее в доме не нашли тех вещей, которые у него действительно были: ни дорогой люстры, ни старинного фарфора, ни хрусталя в серебре работы Фаберже, ни даже многочисленных подарков, которые ему от всего сердца дарили. А дарили самые неожиданные вещи, из которых, пожалуй, можно бы составить добрую музейную экспозицию. Детские игрушки и поделки народных умельцев, картины и чеканку по металлу, восточные халаты ручного шитья, были даже морские раковины и кораллы — от дальневосточных моряков. Дарили учителя и школьники, рабочие, врачи, крестьяне, военные.»

Эгмонт Месин-Поляков вспоминал, что у Мессинга «был сундучок, сработанный из дерева и кожи. Когда я был маленький, то мог на него прилечь. В нем помещались все нужные ему вещи, он сопровождал Вольфа Григорьевича до последних дней его жизни. После смерти Мессинга сундучок остался у его соседки. У него был любимый портсигар. Были замечательные золотые часы Omega — такие же, какие он Косте Ковалеву подарил во время его приезда в Новосибирск. Еще он очень любил курить, и у него были трубка и табак. Причем, если я не ошибаюсь, трубку ему подарил Сталин. И он с большим удовольствием затягивался. У меня сохранилась зажигалка, которую Вольф мне подарил через много лет, когда я уже был взрослым и сам курил. Бензиновая, с мелодией «Давай закурим, товарищ, по одной».