Читать книгу "Неон, она и не он - Александр Солин"

– Раз вы этого хотите, я обязательно брошу! Нет, не брошу – уже бросил! Вот, смотрите! – и, опережая ее протесты, он вытащил из кармана пачку сигарет и смял ее. Найдя глазами урну, он быстрым шагом достиг ее, выбросил смятый комок, вернулся обратно и взглянул на свою спутницу. Даже в сумерках Наташа разглядела в его глазах победный блеск. Разглядела, остановилась и воскликнула:

– Но от вас никто не требовал такого подвига! Представьте, что завтра мы расстанемся, а вы уже бросили курить!

– Если мы расстанемся, я снова начну курить, – ответил он. – Так что мое здоровье в ваших руках!

Умный, глупый, взрослый мальчишка! Да разве о его здоровье пеклась она? Разумеется, ее мужчина должен быть здоровым, иначе, зачем он ей! Но в этом случае она беспокоилась больше о собственных ощущениях. Нелюбимый, да еще курящий – согласитесь, это слишком для такой чистюли, как она! А в том, что целоваться ей с ним рано или поздно придется, она уже мало сомневалась.

Ей определенно понравился его жест – после двадцати лет курения вот так сразу рвануть на душе тельняшку, расцарапать ее до пугливого обмена веществ и кровью расписаться под скоропалительным обещанием! Она тут же спросила себя, на какие жертвы, в свою очередь, могла бы пойти ради него, и обнаружила, что жертвовать чем-либо пока не готова, Желая сгладить свое виноватое бездушие, она захотела было взять его под руку, но в последний момент передумала.

Добравшись до кофейни, они нашли вчерашний столик свободным и устроились за ним. Она вдруг почувствовала, что голодна, и не желая признаваться в этом, заказала к миндальному пирожному еще и буше. Для себя он, решив худеть, попросил только кофе.

– Итак, вчера вы собрались рассказать, почему до сих пор не были женаты! – откинувшись на спинку, напомнила она игривым тоном.

– Все очень просто: я считаю, что жениться следует только по любви, – став серьезным, ответил он.

– Так вы что, никого не любили?

– Нет, почему же, любил. В школе и потом еще… один раз. И вот сейчас второй. В смысле, третий!

– Оставим в покое третий и вернемся ко второму. Что случилось? Вас обманули? – теребила она его, добиваясь признания и зная, что потом это сделать будет труднее.

– Меня попросту не любили…

– И вы, конечно, не смирились и расстались!

– Именно так!

– Мне почему-то кажется, что вы не очень переживали!

– Наоборот. Очень.

– Ну, не знаю! Вы не похожи на человека, который способен сильно переживать! – улыбнулась она, с каким-то тайным удовольствием наблюдая, как на его лице возникает недоумение.

– Как вам сказать… Конечно, это был не Шекспир, и все же… – озадаченно глядел он на нее.

– И что же, с тех пор вы так никого и не любили?

– Представьте себе, нет!

– Но интрижки же у вас были и не одна!

– Почему вы так считаете?

– Ну, я же вижу по вашему обхождению, что вы мужчина опытный!

– Хм… Другими словами, вы сомневаетесь в том, что я способен на серьезные чувства!

– Нет, это я к тому, что выбор, как я понимаю, у вас был… – упрямо добивалась она ясности.

– Был, но я разборчив. Разве это плохо?

– Нет, нормально. Я тоже разборчива.

– Вот видите! Тогда позвольте мне выразиться по этому поводу коротко и многозначительно: когда мне кто-то хвастается, что был в Англии, я отвечаю, что не был там, зато хорошо говорю по-английски.

– Это вы к чему?

– К тому, что хоть я и не был женат, но имел достаточно возможностей узнать, что это такое.

– Тонко, ничего не скажешь! И что же – вы так и не собираетесь побывать в Англии?

– Вы прекрасно знаете – теперь это зависит только от вас.

Она отвела глаза.

– Заметьте, Наташенька – я никому еще… нет, вру!.. конечно, вру… я это сделал первый раз именно пятнадцать лет назад…

– Что именно?

– Предложение… Я сделал предложение пятнадцать лет назад. Вы вторая женщина в моей жизни, которой я сделал предложение.

– Вы не представляете, как обидно быть второй! – с нескрываемой усмешкой глядела она на него.

Он прищурился, и лицо его неуловимо подобралось.

– Вы знаете, Наташа, честно говоря, я не понимаю двух вещей… Можно спросить?

– Конечно!

– Я не понимаю двух простых вещей: как вам можно изменять и почему вы до сих пор не замужем!

Улыбка сошла с ее лица.

– А вы, оказывается, злой! – покраснела она.

– Неправда! Я как котенок – послушный, игривый и добрый! – парировал он.

Помолчав, она произнесла устало и беспомощно:

– Извините меня, Дима, если я что-то не то спросила…

– Ну, что вы, Наташенька, что вы! – захлопотал он. – Это вы извините меня, ради бога!

Он подался вперед и, опершись локтями на столик, направил руки в ее сторону, словно желая взять ее руки в свои.

– Вот, смотрите, нам уже несут! Вы, наверное, проголодались! Надо было, все-таки, идти в ресторан!

Смазливая официантка, с любопытством поглядывая на них, сгрузила на столик заказ и, опустив поднос, стояла, глядя на Дмитрия, словно желая спросить: «Что-то еще?»

– Спасибо, – вместо него сухо сказала Наташа. Девушка удалилась.

– Вы правы, Дима, я так торопилась к вам, что не успела пообедать! – улыбнулась она, искупая приятной для него выдумкой свою бесцеремонность.

Глаза его округлились, он смутился и покраснел.

– Но Наташенька, но вы же… но я же… но как же так… нет, вы не представляете, как мне неудобно! Но ведь мы могли бы…

– Не беспокойтесь, Дима! Сейчас я перебью аппетит, а дома поужинаю! Мне не привыкать!

– Бедная вы моя! – исказилось его лицо гримасой страдания. – Все, все, молчу! Ешьте!

Она быстро управилась с пирожными, ей не хватило кофе, и он встал и сходил за ним. Отпив до половины, она отодвинула чашку, приложила к губам салфетку и посмотрела на него:

– Так вот, по поводу ваших вопросов. Первый вопрос вам лучше задать моему бывшему мужу, но от себя скажу: да, он мне изменял, хотя и уверял, что любит меня. Но как, скажите, можно любить и изменять одновременно! Нонсенс! Зато я его не любила – это точно! Возможно, он это чувствовал, потому и изменял. На ваш вопрос, почему я не замужем, я вам отвечу так: я тоже, как и вы очень любила одного человека, но он погиб несколько лет назад за месяц до нашей свадьбы. С тех пор для меня существует только работа.

Все это она сказала спокойно и отчетливо, глядя ему прямо в глаза и отмечая, как они наполняются влажным сочувствием. Он долго не мог ничего сказать, но, наконец, произнес: