Читать книгу "Целоваться запрещено! - Ксения Драгунская"

— Ну это мы еще посмотрим, цыганское отродье… — сказала на прощанье Анина мама.

Тормоз-Толя потрогал стену:

— Это лак или морилка?

43

По улицам поселка шел человек и нес бережно обернутые в дерюгу картины.

Он пришел к странному зданию, в котором, лишь внимательно приглядевшись, можно было угадать черты церкви, которую многократно перестраивали, пытаясь приспособить подо что-либо хозяйственное.

Теперь церковь восстанавливали, над дверью уже был прибит деревянный крест.

Во дворе лежали кирпичи и доски, и два таджика месили цемент.

— А батюшки нету, — завидев человека, еще издали сказала пожилая женщина в очках на резинке, по виду учительница или завклубом на пенсии. — В райцентр уехал, главу администрации с днем ангела поздравлять…

— Вот… — сказал человек, притулившись на досках, развернув дерюгу.

На свет показались старые, темные иконы. Женщина в платке перекрестилась молча. Таджики перестали месить цемент, подошли и смотрели серьезно.

— Эту церковь в сороковом году закрыли, — сказал человек. — А иконы люди тайком вынесли и отдали деду моему. Уважали его, знали, что сохранит. Вот он и сохранил. Адмирал был, партиец, а дома, не перекрестившись, за стол не садился. Ну, всего доброго.

Человек уходит. Женщина в очках смотрела ему вслед. Потом догнала, отвела в сторону.

— Так вы Чаглаевых будете? Помню, помню дедушку вашего… Государственный человек, а никогда мимо не пройдет, все бывало: «Здравствуйте, ребята, как живете, как учитесь?» Я это… Вы, погляжу, человек серьезный, а тут ведь и попросить некого, пьянь одна, а дачники осенью уезжают…

Он терпеливо смотрел на нее сверху вниз.

— Клуб ведь в церкви раньше был… Сперва магазин, потом жилой дом от торфопредприятия, потом клуб… Так я это… Там знамя осталось… Барабаны пионерские… Девать теперь некуда… А ведь знамя все-таки…

44

Человек шел по улице с барабаном, горном и тяжелым бархатным знаменем, где золотой вышитый портрет и слова…

45

Человек, Аня и Амаранта за столом на террасе.

Человек чертит карту.

Толстая книга «Полный курс кораблевождения с учетом его астрономических особенностей» лежит рядом. И другая книга — «История примечательнейших кораблекрушений, мореходам в назидание». Человек говорит про юг и восток, про ветер и звезды. Про море, ушедшее прочь, оставившее озеро на память о себе.

— В июльские вечера Большая Медведица лежит на северо-западе, ногами, а отчасти и головою — вниз, а хвостом — налево, в южную сторону. В это время зимние созвездия скрыты на севере, глубоко под краем неба, там, куда указывает голова Большой Медведицы. Там, на севере, над крышами дальних строений, виднеются Возничий и Персей, а влево от них, у самого края неба, можно было бы видеть одну верхнюю звезду Близнецов, если бы небо у края не было закрыто облаками туманом…

— А давайте телескоп купим? — предложила Аня.

— Или сами из чего-нибудь сделаем? — загорелась Амаранта.

— Телескоп — это вовсе не забава. Настоящий астроном занимается не тогда, когда ему вздумается, а когда позволяет погода, и смотрит не на то, на что ему хочется смотреть, а на то, что в эту минуту лучше всего видно. Затем — наводка трубы. Думаете, смотреть в телескоп просто — взял и гляди? На самом деле навести трубу на звезду не легче, чем попасть из ружья в летящую птичку.

— Не надо в птичку, — Амаранта сделала вид, что хнычет.

— Так что с телескопом, барышни, мы пока заводиться не будем… Остается последнее место, где может стоять маяк, — помолчав, сказал человек. — Когда я был маленький, туда проникнуть было невозможно, потому что на пути к этому месту находилась военная часть. Теперь ее нет.

— Она заброшенная, — сказала Аня. — Раньше часовые стояли с автоматами, а теперь все нараспашку.

— Пацаны часто туда лазают.

— И зря, — сказал человек. — Нечего там делать. И мы через эту военную часть не пойдем. Мы обогнем ее с востока. Но для этого надо пройти через плохой лес.

— Какой плохой?

— Страшный, — коротко ответил человек. — Если боитесь, лучше не идите.

— Да ладно, — махнула рукой бывалая Амаранта. — Когда пойдем? Далеко ведь это…

— Пошли после обеда? Я как раз на скрипке позанимаюсь.

— На рассвете надо, — поправил человек.

— Меня не отпустят.

— Дура, что ли? — Амаранта удивилась. — Спрашивать собралась? Ты по-тихому…

— Значит, встречаемся у водокачки. Резиновые сапоги наденьте, и свитера тоже. А я термос с чаем возьму и бутерброды.

46

Человек возился в саду и в сарае. Увидел, что Анина мама пришла к нему одна, и перестал возиться. Сел за стол под сосной.

— Ну что? — спросила Анина мама.

И они посмотрели друг на друга. Анина мама села за стол напротив. Помолчали. Солнце садилось. Тепло. Где-то за деревьями, в санатории, начинались танцы, и слышалась музыка — издалека она казалась красивой и задумчивой.

— Ты меня, конечно, не помнишь, — начала Анина Мама.

— Почему? Помню я тебя прекрасно. Я всегда все помню, — словно пожаловался человек.

— Если бы ты знал, до какого края дошла Елена после твоего исчезновения, — сказала Анина мама и закурила, морщась — от дыма ли, от воспоминаний. — До какой нищеты, и физической и духовной. Иногда она по два-три дня жила у меня, и мы даже не разговаривали…

Человек положил руки на стол и щекой на стол лег, отвернулся. Заскучал.

— И не потому, что она все время или пила или бредила. Просто я не могла сдержать слез, глядя на нее. И когда она уходила, исчезала, всегда под утро, на рассвете, в мороз или летом… Заболевала и была разбита на несколько дней.

Помолчали опять.

— Ты понимаешь, что это все ты? — негромко, как бы мимоходом спросила мама. — Ты знаешь, что с тебя спросится?

Человек не пошевелился.

— Негодяй, — также мимоходом и негромко сказала Анина мама. Встала и забрала пачку сигарет со стола.

И тут нервы ее не выдержали.

Застонав от ярости, она принялась колотить человека худыми острыми кулаками, таскать за волосы, теребить за одежду.

Он не противился, не пытался защищаться.