Читать книгу "Пять лет замужества. Условно - Анна Богданова"

– Да, да, понятно, – пролепетала Анфиса, её не интересовала степень опасности госпожи Коловратовой – в данный момент её волновали сказочные капиталы сына градоначальника и тот факт, что он уже через неделю вполне может жениться.

«Раз он сам богат, стало быть, на моё добро рот разевать не будет. Мог бы, да ещё слишком мал и неопытен. А поскольку уже неравнодушен к женщинам (оно и понятно – восемнадцать лет парню) и наверняка у него ещё никого не было, то вскружить ему голову мне не составит особого труда», – именно такие мысли крутились в голове нашей героини, в то время как непослушные пальцы пытались воткнуть иглу в нужное место.

Перед обедом Распекаева сказала Люсе, что завтра утром они отправляются в город – она ещё надеялась на положительный ответ Тихона, который тот должен был дать сегодня вечером. Тогда бы Анфиса не стала связываться с семейкой мэра, понимая опасность, которую представляет собой развратная женщина, пошло вихляющая бёдрами Светлана Тимофеевна.

Однако Анфисе ничего другого не оставалось, как вступить в бой с воинственной семейкой градоначальника, поскольку господин Хорчин дал ей вечером отрицательный ответ, добавив, что ему и так неплохо живётся и ни в какой жене он не нуждается. Сказал и тут же провалился в глубокий, беспробудный сон. Да оно было и к лучшему: как потом оказалось, Тихон вообще не был прописан ни в N, ни в Энском районе – он год назад приехал к сестре из Тулы погостить да познакомиться с племянником, однако его пребывание к необычайному раздражению господина Тютюркина, как, впрочем, и знакомство с драгоценным племянником, затянулось на год и продлится ещё неизвестно сколько.

«В путь! В путь! В путь!» – пела Анфисина душа.

Утром она распрощалась с Тютюркиными. Тихон лениво махнул ей с дивана рукой – что это жест мог значить, неизвестно – может, им Хорчин хотел сказать «скатертью дорожка» или «пока», или «уезжаешь, и слава тебе Господи». Ирина Викторовна плакала, убиваясь по поводу того, что Анфиса так и не успела до конца вышить слюнявчик для какого-нибудь несчастного эрского ребёночка, а Захар Олегович зычно сказал:

– Да кто тебя, дуру такую, вынесет больше двух дней! Наша гостья просто ангел, что продержалась почти неделю! – Анфиса в ответ сердечно пожала ему руку и, сев в машину, укатила в город.

– Сам дурак! Коловратова будет крайне недовольна! Она ведь просила держать их у себя чуть ли не силой! Если б не ты, Анфиса с сестрой ещё б недельку погостили! А теперь что? Скажи мне, болван, что теперь скажет Светлана Тимофеевна? – в бешенстве кричала госпожа Тютюркина, когда автомобиль скрылся за пригорком.

Далее события разворачивались стремительно – так сказать, в бешеном темпе, с быстротой молнии.

По приезде в N Анфиса, не медля ни секунды, узнала у Клары Тихоновны, где проживает прокурорша, затем, приняв душ и приведя себя в порядок после долгого утомительного путешествия, оставила Люсю сторожить машину, а сама отправилась пешком с визитом к Катерине Андреевне Арашковой.

Дом прокурора был точной копией дома градоначальника, только чуть поменьше, чуть скромнее и с тремя вместо пяти дорическими колоннами при входе, без мансарды, с лестницей в шесть ступеней.

Прокурорша, увидев ненаглядную Анфису Григорьевну, повисла у неё на шее, приговаривая:

– И куда ж это вы, наша драгоценнейшая, подевались?! Куда запропастились? На кого нас покинули? – стенания Катерины Андреевны продолжались ещё минут десять, пока Распекаева не спросила её о том, что в городе произошло нового в её отсутствие. Только тогда прокурорша прекратила своё нытьё и сказала как-то уж слишком торопливо – так обычно говорят, когда очень мало времени, а поговорить нужно о многом.

– Что у нас может быть нового?! Всё по-старому! Городок у нас маленький, сами понимаете, ничего здесь не происходит. Правда, Инка Косточкина на прошлой неделе опять в обморок рухнула, да сильно так, что, кажется, все мозги отбила о каменные ступеньки. Ведрищенко снова из отеля домой, к жене, переехал – полторы недели вот будет, как не пьёт. Злющий ходит, как пёс бешеный: ни с кем не разговаривает – рычит, да и только. Белла Львовна Форшмак тогда ещё, помните ли, когда галопировала на банкете у мэра по паркету, как ненормальная, и свалилась-то?..

– Ну да, ну да, – нетерпеливо отозвалась Анфиса, поскольку в данный момент её меньше всего интересовали госпожа Форшмак, трезвенник Ведрищенко и Инка Косточкина.

– Так вот, – неспешно продолжила рассказ свой прокурорша, – рука у неё всё болела, болела, пошла она к врачу – оказался перелом локтевого сустава.

– Да что вы говорите! – Распекаева из последних сил пыталась быть любезной.

– Да, да! – заверила её Катерина Андреевна. – Теперь в гипсе ходит! А прохвост Косточкин позапрошлой ночью как был в одной пижаме, так и выскочил на улицу. Полночи бегал, весь квартал перебудил, кричал всё: «Невиноватый я! Они сами! Они сами! Помилуйте! Не погубите!» А чего «они сами», я так и не поняла! Но так ему и надо – не будет продавать слабительные препараты вместо лекарств для похудания! Если б вы знали, что я пережила тогда, на банкете у Савелия Дмитриевича, и как мне потом было стыдно!..

– Кстати, как поживает мэр и его семейство? Что у них нового? – воспользовавшись паузой, спросила Анфиса.

– Да всё так же. Поговаривают, что Квакин, наш начальник милиции, остался после банкета в доме Савелия Дмитриевича. Спрятался под столом, выждал момент... Ну, а потом произошло у них со Светланой Тимофеевной то, что, собственно, у неё происходит со всеми мужчинами нашего города, – прошептала прокурорша на ухо Анфисе, и героиню нашу замутило от скверного, неистребимого запаха изо рта Катерины Андреевны. – Но это между нами.

– Конечно, конечно. Могила. А я тут слышала, что у сына мэра, у Дмитрия Савельевича, скоро день рождения... Совершеннолетие, кажется...

– Да! Совсем забыла! По этому поводу в доме градоначальника намечается грандиозный праздник. Говорят, даже салют будет. Соберутся самые наидостойнейшие люди нашего города. Мне уж и приглашение прислали.

– А мне – нет. Впрочем, сами посудите, зачем меня звать? Я в этом городе человек заезжий, можно даже сказать, лишний! – безотрадно и явно выбивая жалость из прокурорши, пролепетала Анфиса.

– Да что вы такое говорите! Мы о вас тут каждый день вспоминали – какая вы добрая, изумительная, отзывчивая, как вы умеете войти в положение другого человека, понять его проблемы, будто они ваши, а вовсе не чужие. Просто мы подумали, что вам стало скучно у нас, и вы уехали в Москву, но когда Тихоновна сообщила, что за номера заплачено до конца месяца, мы вообще не знали, что и думать! – с пеной у рта доказывала прокурорша.

Анфиса провела у Катерины Андреевны еще около часа и за это время со свойственной ей дипломатичностью, тактичностью и душевной тонкостью выудила из хозяйки всё, что ей было надо. А именно: нашла подтверждение словам госпожи Тютюркиной о том, что Савелий Дмитриевич, напившись до чёртиков, проболтался не только ироду – Захару Олеговичу, но и прокурору Павлу Павловичу, что со дня совершеннолетия его сын становится владельцем огромной суммы, которую тот положил на его имя в швейцарский банк, бесчисленного множества гектаров земли, как в России, так и за границей, квартиры в Москве и т.д.