Читать книгу "Верни мне любовь. Журналистка - Мария Ветрова"

«…Что это вас так изумило?.. Вы что же, никогда не слышали, работая в прессе, о псевдонимах и сами ими не пользуетесь?..»

На этом месте Григ выматерился, а я охнула.

— Вот такие вот мы дураки, — торжественно подвел итоги Корнет. И самокритично добавил: — А самый большой дурак — я собственной персоной… Только в поезде, на обратном пути доплюхал, почему меня с первого раза вот это самое место чем-то заинтересовало…

— Точно! — вспомнила я. — Ты его тогда раз пять, наверное, прокручивал, я еще злилась, не могла понять, что в нем такого особенного… А ты уверен?..

— Посуди сама, — вздохнул Корнет, — Крымова Екатерина родом из Крыма… Таких совпадений по жизни на миллион одно… А вот с учетом ее родины взять подобный псевдоним просто в десятку! И звучит хорошо, сценично, и запоминается мгновенно… Вот дьявол, до чего ж не вовремя унесло эту парочку на гастроли!.. Придется мне похлопотать как следует, но я буду не я, если к завтрашнему вечеру не выложу перед вами, дорогие коллеги, подлинные анкетные данные этой девочки… И, разумеется, матери ее тоже…

Григорий к тому моменту уже вовсю метался по своему кабинету — благо места здесь для этого было более чем достаточно.

— Иными словами, — нервно подвел он итог, — куча времени потеряна зря… Не я ли тебе говорил, что вся эта затея — идиотизм чистой воды?! Не понимаю, какого дьявола ты не желаешь отдать эту ситуацию Потехину! Ты ж взрослый мужик, понимать должен, что играешь с огнем!.. Тем более что следакам вычислить настоящую фамилию Крымовых — раз плюнуть, а нам…

— Остынь! — Корнет прервал Григория на полуслове. Я удивилась не этому, а тому, что в его голосе неожиданно прозвучала злость. На мой взгляд, на пустом месте. Кроме того, если честно, я и сама уже начинала думать так же, как Григ. И если бы не наши с ним отношения, то есть отсутствие таковых, непременно выразила бы свою солидарность вслух.

— Остынь и вспомни, сколько раз в подобной ситуации оказывался прав я, а не ты! — Оболенский тоже встал из-за стола и прошелся по кабинету.

— Раз на раз не приходится, — буркнул Григорий.

— Разумеется! И все же беру на завершение этого дела под условным названием «Дама в шляпе» еще сутки… Нет, двое!.. Идет? Если снова попадаем впросак — сдаем все Николаю… О'кей?

— Хрен с тобой! — Григ вернулся на свое застольное, то бишь престольное место, а я невольно нахмурилась, потому что только тут поняла, что вот уже во второй раз при упоминании о шляпе где-то в глубине моего подсознания вспыхивает какая-то смутная, я бы даже сказала, «мутная», но при этом очень тревожная ассоциация… Однако вытащить ее и конкретизировать я почему-то никак не могла.

— Ты что, Марин? — отреагировал чуткий Корнет.

— Не знаю, — честно призналась я. — Как только речь заходит об этой шляпке с вуалью, у меня возникает ощущение, что я забыла что-то важное… Не могу вспомнить что!

— Да?.. — Корнет посмотрел на меня задумчиво. — А ты перестань стараться, само всплывет — вот увидишь… Кстати, выглядишь неважно, переутомилась?

— С чего бы это?! — не вынес наконец Григ. — Работает хуже некуда, эти проклятые «близнецы», несмотря на то, что Потехин от них после похорон отвязался, — тоже…

— Брэк! — повторил Корнет, вновь воспользовавшись своим любимым способом пресечения конфликтов. — Лучше скажите мне, господин главный редактор, уважаемый шеф: совершили ли вы в мое отсутствие задуманную нами акцию?..

Григ мог бы и не бросать на меня своего мрачного взгляда! Как бы ни интересовали меня его акции, демонстрировать это ни публично, ни лично ему я не собиралась. И поэтому, не дожидаясь еще одного намека со стороны мужчин, встала сама.

— Пойду позвоню тете, если прорвусь сквозь звонки Крымовым, — небрежно бросила я уже на ходу, направляясь к дверям кабинета. — Скажу, чтобы оставила это бесполезное занятие…

Двери за собой я прикрыла при полном молчании обоих.

23

Ни через день, ни через два анкетных данных Катиной матери Корнет не раздобыл, о чем и сообщил нам с тетушкой по телефону. В конторе в эти дни Оболенский почти не появлялся. Не знаю, каким образом он пояснил ситуацию Григорию, но и сам Григ, к радости подавляющего числа его подчиненных, тоже вдруг исчез: во всяком случае, три дня подряд летучки вместо него проводил самый бесполезный, но зато и самый безвредный человек в редакции — единственный заместитель Кравцова. О нем я не упоминала ни разу потому, что он не имел никакого отношения не только к Милкиной трагедии, но, по-моему, вообще ни к чему существенному из происходящего в конторе. Если не считать чисто хозяйственных дел, с которыми справился бы любой завхоз… Грига, который по своей природе и убеждениям был настоящий абсолютист, подобная штатная единица, нимало не претендующая ни на авторитет, ни на власть, вполне устраивала.

Что касается нашего отдела, передышка для нас оказалась исключительно односторонней, потому что притихший было Потехин вновь активизировался и начал вызывать всех подозреваемых по второму кругу. И тут же выяснилось, что по поводу Анечки я интуитивно волновалась не зря! И точно так же не зря всю жизнь опасалась неумных людей…

Я не знаю, какое именно давление оказал на Аню Потехин и оказал ли вообще. Вполне возможно, давление все-таки было, поскольку женская часть нашего коллектива после истории с венком просто должна была вызывать у сыщиков повышенный интерес. Во-первых, с начала следствия она оказалась первой более-менее конкретной зацепкой, хотя многочисленные допросы мальчишки так и не позволили сделать выводов хотя бы о возрасте «дамы в шляпе». Сам ужасный венок — об этом откуда-то знала вся редакция — тоже ничего следствию не дал. Ни в одной ритуальной конторе ничего подобного никто не заказывал (за неделю затишья они были проверены все). Но, несмотря на то, что венок оказался самодельным, никаких отпечатков пальцев, вообще ничего указывающего на его автора, на нем так и не обнаружили.

Но вернусь к Анечке. Эта трусиха, хотя ее наверняка за язык никто особо не тянул, перепугавшись за собственную шкуру, настучала Потехину на Рудика, заявив, что Милка накануне своей гибели бросила влюбленного в нее фотокора. На следующий же день повестки в прокуратуру получили двое: Гофман и я. Обоим следовало явиться пред светлые очи господина Потехина с разницей в час…

До Корнета я дозвонилась только около полуночи. И мне сразу же не понравился голос Оболенского, явно пребывающего в раздраженном состоянии. Выслушав меня, он для начала довольно хамским тоном поинтересовался, чего я, собственно говоря, хочу от него? Присовокупив, что если я полагаю, будто Потехин докладывается ему обо всех своих следственных действиях, то глубоко заблуждаюсь.

Обидевшись, я сухо извинилась и совсем уже собралась класть трубку, когда Корнет наконец усовестился и смягчился.

— Погоди, — буркнул он и тяжело вздохнул. — Ну ладно, Анька твоя еще та дурища… Мало того, что Рудика зачем-то подставила, так еще сама же об этом раззвонила по всей конторе… Ну а ты-то чего суетишься?