Читать книгу "Ложь во спасение - Ольга Егорова"

Это было невыносимо. Это был последний предел, за которым рухнули все преграды, и жалкое понятие женской гордости вдруг перестало иметь значение. Уронив голову Женьке на плечо, Лена тихонько всхлипнула, потом еще раз, а потом заревела в полный голос.

– Ну что ты? Что ты плачешь? – спросил он, продолжая все так же осторожно гладить ее по волосам.

– Ты никогда… – всхлипнула Лена, – никогда раньше… не называл меня… Леночкой!.. И не гладил… по голове… никогда…

– Леночка, – повторил Женька, согревая теплом своего дыхания ее макушку. – Леночка. Я теперь всегда буду называть тебя Леночкой. И гладить по голове. Всегда. Ну успокойся…

– Всегда – это когда?… – жалобно проплакала она ему в плечо. – Ты же сам сказал… А теперь говоришь…

– Да, – ответил он непонятно, продолжая гладить ее и баюкать в своих больших руках, как младенца.

Пригревшись и успокоившись наконец, она выскользнула из его объятий так, чтобы Женька не увидел ее лица, и скрылась в ванной.

Отражение в зеркале не вызывало оптимизма. Глаза стали узкими, как у китайца, покрасневший нос распух и отливал синевой. Контактная линза на правом зрачке смялась, и расправить ее удалось с большим трудом. От холодной воды, которой Лена несколько раз брызнула в лицо, кожа покраснела еще сильнее. Проторчав в ванной без толку минут десять, она вышла тихонько, неслышно открыв дверь, и попросила с порога:

– Жень, я очень тебя прошу, ты только не смотри на меня, ладно? Я ужасно некрасивая сейчас, правда.

– Хорошо, – ответил он серьезно и озабоченно, как будто она попросила его сейчас о деле государственной важности. Поднялся из-за стола и остановился возле подоконника. – Я буду смотреть в окно, если ты сейчас ужасно некрасивая. Скажешь мне, когда снова станешь ужасно красивой, и я повернусь тогда, ладно?

Присев на краешек табуретки, она уставилась ему в спину. Начатый разговор продолжать не хотелось. Есть остывшую яичницу тоже не хотелось. Слез не осталось, и сил почти не осталось тоже.

– Значит, так, – сказал Женька, отыскав взглядом ее далекое отражение в темном стекле. – Слушай меня внимательно. Плакать мы больше не будем и вообще… ничего такого делать не будем. А будем внимательно меня слушать и делать выводы. О'кей?

Отражение в стекле кивнуло взлохмаченной головой, что означало знак согласия.

– Я сегодня весь день на работе думал о том, что случилось. Я весь день изображал из себя сыщика. Эркюля, как его там…

– Пуаро, – робко вставила Лена, которая никогда не читала детективов.

– Вот именно. Эркюля Пуаро. Я пытался, рассуждая логически, понять, какую цель преследовал человек, устроивший в моем доме этот… спектакль. Я целый день ломал над этим голову, но так ничего и не понял. Я пытался поставить на место… этого человека всех без исключения своих знакомых. Я подозревал всех слева направо и справа налево. По часовой стрелке и против часовой стрелки. Без толку. Все мои дурацкие версии развалились как карточные домики. Я не вижу цели и не понимаю столь странного выбора средства. Понимаешь, ведь нет и не может быть никакой гарантии, что меня заподозрят, а уж тем более обвинят в этом убийстве. Нет никаких гарантий того, что в самом крайнем случае я не сумею доказать свою непричастность. На это рассчитывать нельзя. По крайней мере здравомыслящий человек никогда на это рассчитывать не станет…

«Сверхлогика», – промелькнуло в памяти успевшее набить оскомину словечко.

Сверхлогика… Черт возьми, да ведь нет никакой сверхлогики! Нет и не может быть, потому что…

– Женька! – торопливо заговорила Лена, боясь упустить еще не оформившуюся до конца мысль. – Женька, ты ведь все правильно… все правильно сказал! Я ведь тоже сегодня весь день на работе об этом думала, у меня чуть мозги не закипели, но я ведь тоже никакой логики здесь не нашла! Не нашла, потому что ее и нет! Я теперь только поняла…

– Вот видишь, – сказал он каким-то чужим голосом и обернулся, забыв о своем обещании дождаться, когда она станет «ужасно красивой». Но Лена и сама уже не думала о своем покрасневшем лице и распухшем, похожем на крупную сливу, носе. – Если и ты об этом же подумала, значит, так оно и есть. Этот человек – он… он просто шизик. Никакой Эркюль Пуаро в компании еще десятка самых знаменитых сыщиков никогда не сможет постичь логику человека с больной психикой… И прогнозировать его действия тоже не сможет. Боюсь, этот человек и сам едва ли способен их прогнозировать… Впрочем, тебе виднее. Ты лучше меня разбираешься… в психах.

В воцарившемся молчании было слышно, как потрескивает электрическая лампочка на потолке и как орут где-то вдалеке перепутавшие осень с весной коты.

«Счастливые, – некстати подумала Лена. – Мне бы ваши проблемы…»

– Женя, – робко сказала она, поднимая глаза. – Но ведь если… если этот человек на самом деле психически нездоров… Это же видно, понимаешь? Видно по его поведенческим реакциям!.. Ты что на меня так смотришь?

Он уставился на нее так, как будто она была тарелкой, прилетевшей только что из космоса и экстренно приземлившейся на кухонном столе, чтобы поужинать остывшей яичницей. И очень долго еще смотрел на нее так, как будто она была тарелкой, а потом удивленно спросил:

– Лен, какие поведенческие реакции? Ты что, всерьез думаешь, что я всех и каждого на эти самые реакции тестирую? Молоточком бью по коленочкам прежде, чем представиться и руку пожать, да?

– Молоточком по коленочкам – это невропатологи, – механически поправила Лена. – А не психиатры.

– Да какая, к черту, разница?!

– Не ори, Женька. Я имела в виду, что при близком общении человека с нездоровой психикой видно. Для того чтобы поставить общий диагноз, не нужно быть специалистом.

– При близком, может, и видно, – нахмурился Женька. – А при дальнем? У меня близких знакомых – раз, два, и обчелся, а дальних знакомых и родственников – целый воз и маленькая тележка. Да и вообще, насколько я знаю, психи в фазе обострения в больницах лежат. А вне фазы обострения они мирные… и их не разберешь…

– Мирные, – вяло усмехнулась Лена. – Мирно так тюкают по голове топориком чужих соседей… Хотя, конечно, ты прав. Здесь действовал, определенно, и не шизофреник. Он рассчитал все, все предусмотрел. А для этого ясная нужна голова. Здесь какая-то мания… навязчивая идея…

– Ну вот, – после недолгой паузы Женька подвел итог беседы, – диагноз мы ему уже поставили. Только нам от этого не легче. Наоборот – тяжелее. Потому что, сама понимаешь, от такого человека можно ожидать чего угодно.

– Да, – ответила Лена задумчиво. – Понимаю. Чего угодно. Не исключено, что этот человек просто мстит тебе таким странным образом за какую-то обиду, нанесенную, может быть даже, в далеком прошлом. Женька, вспомни, ты кого-нибудь обижал в далеком прошлом?

– Обижал. – Он энергично закивал головой в ответ. – Конечно, обижал в далеком прошлом. И в недалеком прошлом тоже. И в настоящем. И в будущем тоже непременно кого-нибудь обижу. Так что совсем скоро буду жить один в четырехподьездном десятиэтажном доме. Как король. Потому что всех моих соседей на фиг поубивают обидчивые маньяки.