Читать книгу "Туристы - Кристин Валла"

Он почувствовал облегчение. Вот и напрашиваться не пришлось. Юлианна, кажется, приняла его согласие с удовольствием, он слушал ее дыхание, оно словно приблизилось. Его вдруг охватило желание вытащить ее к себе из трубки, чтобы она перестала быть только голосом.

– Ну, до встречи в пятницу, – сказала она.

– До встречи, – ответил он и отключился.

Весь вечер он старался подать себя в самой совершенной версии. Он долго трудился над тем, чтобы вытащить на свет божий свою скукоженную харизму, свое ущербное обаяние. С выбором одежды он, судя по всему, сделал промашку; его темный костюм казался не очень уместным среди светленьких платьиц и свободных полотняных брюк. Но и снять пиджак он не решался, потому что тогда сразу стали бы видны потные пятна на груди. Себастьяну хотелось пить. Бокал в его руке уже опустел, но он никак не мог с ним расстаться. Собравшиеся в мансарде гости стояли группками перед широкими незашторенными окнами. Пол был из тикового дерева, на стенах ни одной картины. Единственным украшением был плазменный телеэкран, перед которым стояли классические шезлонги Чарльза Имса – сами по себе впечатляющий символ эксклюзивного комфорта. Он был здесь уже в третий раз. Редко когда ему приходилось чувствовать себя так неуютно. Никого, с кем он мог бы поговорить, никого, за кем можно было бы спрятаться. Опять он ощущал себя рыбой, выброшенной на песок. Взгляд его поймал одного из ведущих четвертого канала, этот господин обругал его однажды за то, что Себастьян сфотографировал его возле входа в «Айви». Это произошло пять лет назад, но кто знает, не запомнил ли он этот эпизод. Себастьян опустился в кресло и поискал глазами Лайзу. Она неустанно циркулировала среди гостей и, кроме того, должна была приглядывать за кухней. Похоже было, что многие гости – ее знакомые. «Или нет?» – с сомнением спросил себя Себастьян. Может быть, она просто случайно встретилась с ними на улице, как тогда с ним? Может быть, так она заполняет время, приправляя его новыми знакомствами? Неужели ей ни разу не пришлось потерпеть неудачу, наткнувшись на стену неприятия?

За обедом Себастьян беседовал с Базом Лу, который, судя по его выражению, просто сжалился над ним. Кондитер принимал гостей в кроссовках «Найк» новейшего выпуска какой-то редкой модели и в брюках от Марка Джейкобса, прожженных в одном месте сигаретой по вине Кейт Мосс. На плече у него красовалась черная татуировка – надпись «рожденный печь». А хитрая прическа, которую соорудил на его голове парикмахер, могла поспорить с затейливой стряпней из его холодильника. В голове Себастьяна беспорядочно возникали образы Гаррета Бабара Эйлвуда Гоуга, но ни один из них не совпадал с загорелым соседом по столу. Но не это смущало Себастьяна: прошлое База было отлично документировано, и телезрители, любившие его за совершенство, еще больше любили его за недостатки – за его проблемы с наркотиками, за отказ от еды, за то, что он в прошлом был тучным. Но вот чего Себастьян никак не мог понять, так это того, что в нем нашла Юлианна.

Баз рассказывал, как его преследуют фотографы, как его засыпают письмами женщины, которым не дают покоя их яичники. В прошлом году написанная им книга о многочисленных целительных свойствах шоколада стала бестселлером в сорока странах, а он сам – признанным классиком кондитерского дела. Сейчас он по-прежнему продолжает свой тур по Европе с выставкой шоколадных скульптур, а совсем недавно запустил коллекцию кухонной одежды, поскольку, как всем известно, полиэстер – это давно прошедший день. В свободные часы он занят работой над комиксами, проект которых почерпнут из его старой записной книжки.

– Но эта книжка – большой секрет, – сказал Баз. – Всегда надо иметь что-то про запас.

Себастьян поднял взгляд к висящему над столом светильнику, сделанному в виде птицы с электрическими лампочками на кончиках крыльев.

– Какая у вас нарядная квартира! – сказал он. – Как называется стиль, в котором она обставлена?

Баз расхохотался.

– Никакого стиля! – воскликнул он. – Понятие стиля ведет к ограничениям. Стиль изжил себя, он принадлежит к благопристойному прошлому веку. А тут смешение, сочетание различных стилей. Домашний уют не может быть мертвым, не забудь, что в нем должна быть жизнь! Я каждый месяц освящаю свои комнаты.

Себастьян только улыбнулся.

– Эти кресла так комфортабельны, что дальше некуда, – напомнил он.

– Кресла «Лебедь» от Арне Якобсена, – сказал Баз. – У меня их десяток. Как дизайнер Якобсен не признает компромиссных решений. С техникой он не желает считаться. Будь его воля, он придумывал бы лампы вообще без проводки. В возрасте двадцати семи лет он выиграл конкурс на дом будущего. Очень модернистский проект в форме спирали, в целом это больше всего похоже на домик улитки. Я сам его видел, потому что дважды совершил паломничество в Копенгаген.

– Паломничество? – переспросил Себастьян.

– Именно паломничество, – подтвердил Баз. – Я жил в номере шестьсот шесть «Отеля Рояль» Скандинавских авиалиний. Этот номер сохранил оригинальный дизайн Арне Якобсена, выполненный к открытию этой гостиницы в шестидесятые годы. За этот номер берут очень большую плату. Но он того стоит. Ей-богу! Между прочим, Арне Якобсен очень любил пирожные. Он говаривал, что пирожное вкуснее, если оно красиво выглядит. Баз захохотал и налил в бокалы вино. Себастьян посмотрел на Лайзу. Она разговаривала с соседом в красной рубашке и очках с цветными стеклами.

– Кто это такой? – тихо спросил База Себастьян.

– Музыкант из Манчестера.

– Откуда он знает Лайзу?

Баз пожал плечами:

– Наверное, она встретила его по пути в какой-нибудь паб, или в поезде, или в подземке. У нее все знакомства обыкновенно такие.

– Так он музыкант! – сказал Себастьян.

– Да, – подтвердил Баз. – И писатель. Недавно закончил биографию Джона Леннона. Признаться, я и сам об этом подумываю.

– О том, чтобы написать биографию Леннона?

– Нет, нет, – сказал Баз и повращал вино в бокале. – Автобиографию.

Себастьян удивленно взглянул на кондитера:

– Не рано ли тебе писать автобиографию?

– Какое там рано! Это предложил Ленни, мой агент. И я серьезно об этом подумываю. Джери Халливелл[25]была гораздо моложе меня, когда издала свою. И Дэвид Бэкхем. Сколько ему лет? Двадцать пять? Дело в том, Оливар, что на самом деле я скорее староват. Мне же исполнилось ровно тридцать. Давно пора было написать! И кроме того, ну при чем тут возраст? Разве не в том главное, сколько ты всего успел пережить? В этом смысле у меня материала хватит аж на трилогию. Не могу же я ждать, когда мне стукнет шестьдесят! К тому времени меня все уже позабудут. Впрочем, об этом мне не хочется думать. Вычеркни это! Давай лучше скажем, что я пережил гораздо больше, чем мог бы похвастаться на моем месте средний обыватель. Точно как Джери.