Читать книгу "Любовник смерти - Борис Акунин"

Что правда, то правда. Из-за этого самогопрогресса инженер с Масой чуть не каждый день собачились.

К примеру, прочёл Эраст Петрович утреннююгазету, где пропечатано про открытие железнодорожного сообщения в Забайкалье, иговорит: вот, мол, замечательная новость для жителей Сибири. Раньше они напутешествие от Иркутска до Читы целый месяц тратили, а теперь всего сутки. Этоже им целый месяц подарили! Распоряжайся им как хочешь. Вот, говорит, в чемистинный смысл прогресса — экономия времени и ненужной траты сил.

А японец ему: не подарили месяц жизни, аотобрали. Раньше ваши иркутские жители без большого дела из дому не уезжали, атеперь начнут раскатывать по лику земли. Добро б ещё вдумчиво, меряя землюшагами, карабкаясь на горы и переплывая реки. А то сядут на мягкое сиденье,носом засопят, вот и всё путешествие. Раньше, когда человек путешествовал, он понимал,что жизнь — это Путь, а теперь будет думать, что жизнь — мягкое сиденье ввагоне. Прежде люди были крепкие, поджарые, а скоро все станут слабые и жирные.Жир — вот что такое этот ваш прогресс.

Господин Неймлес начал сердиться.Передёргиваешь, говорит. Жир? Пускай жир, прекрасно! Между прочим, жир — самоедрагоценное, что есть в организме, запас энергии и сил на случай потрясений.Просто нужно, чтобы жир не скапливался в определённых частях общественногоорганизма, а распределялся равномерно, для того и существует прогресссоциальный, именуемый “общественной эволюцией”.

Маса не сдаётся. Жир, говорит, это телесное, асуть человека — душа. От прогресса же душа зарастает жиром.

Нет, возразил Эраст Петрович. Зачемпренебрегать телом? Оно и есть жизнь, а душа, если она вообще существует,принадлежит вечности, то есть смерти. Недаром по-славянски, жизнь называется“живот”. Между прочим, и вы, японцы, размещаете душу не где-нибудь, а именно вживоте, “харе”.

Тут Сенька встрял. Спросил, так где у японцевдуша — в брюхе или в харе? Интересно же!

Инженер Сенькиного вопроса сначала не понял, акогда понял, заругался и велел впредь харю называть не “харей”, не “мордой” ине “рожей”, а “лицом”. В крайнем случае, если захочется выразиться сильней, томожно “физиономией”.

Или ещё как-то заспорили Эраст Петрович исенсей, меняются из-за прогресса ценности или нет.

Господин Неймлес говорил, что меняются —повышается их уровень, прежде всего потому что человек начинает дороже ценитьсебя, своё время и свои усилия, а Маса не соглашался. Мол, всё наоборот: теперьот отдельного человека и его усилий мало что зависит, и от этого ценности всепадают. Когда прогресс за тебя половину дел выполняет, можно всю жизнь прожить,так и не проснувшись душой, ничего толком в истинных ценностях не поняв.

Скорик слушал, но на чью сторону встать,определиться не мог. С одной стороны, вроде прав Эраст Петрович. Вон сколько вМоскве прогрессу: и трамвай скоро запустят электрический, и фонарей яркихпонаставили, и синематограф, ценности же с каждым днём все выше и выше. Яйца нарынке раньше стоили две копейки десяток, а теперь три. Извозчики от Сухаревкидо Замоскворечья полтинник брали, а ныне меньше семидесяти-восьмидесяти копеекк ним и не суйся. Или те же папиросы взять.

Но и не сказать, чтоб ценности только росли.От прогресса тоже своя польза есть. Одно дело — башмак вручную сработанный,другое — фабричный. Первый, конечно, дороже выходит, оттого их и не сталопочти.

* * *

Однако скоро Сеньке стало ясно, что вценностях Эраст Петрович вовсе ничего не смыслит.

Обкатывали они “Ковёр-самолёт” на Мытнойулице. Поворачивают на скорости за угол — Эраст Петрович руль крутит, Сенька вклаксон дудит — а там стадо коров. Что им, дурам, клаксон? Ну и врезались взаднюю, со всего разгона.

Она мумукнуть не успела — и с копыт. Лежит,сердешная, замертво.

Сеньке, правда, не корову было жалко, апередок. Фонарь новый только-только поставили, заместо прежнего, о кирпичнуюстену расколоченного. Между прочим, пятьдесят рублей фонарик, не шутки.

Пока охал, стёклышки собирал, инженер пастухуза корову — сколько б вы думали? — сто рублей отсчитал! Виданое ли дело!Это за бурёнку, которой в базарный день цена тридцатка!

И это ещё что. Как только пастух, бесстыжаяхаря, то есть бесстыжее лицо, катеньку в картуз прибрал, корова встала и пошласебе. Хоть бы что ей — идёт, выменем трясёт.

Скорик, конечно, пастуха за рукав: вертайденьги.

А Эраст Петрович:

— Во-первых, не “вертай”, а “пожалуйста,верните”. Ну а, во-вторых, не нужно. Пусть это будет плата за моральный урон.

Это кому моральный урон, спрашивается? Корове?

У этого инцидента были важные последствия, аот важных последствий проистекли эпохальные результаты.

Последствия произвёл Сенька, результаты —Эраст Петрович.

В тот же день Скорик нарисовал на бумагежелезную скобу — спереди перед фарой крепить, чтобы коров, коз или собаксшибать без вреда для имущества. А после ужина учинил господину Неймлесу ияпонцу допрос, почём они что покупают и кому сколько денег платят. Слушал —диву давался. Эраст Петрович, даром что американский инженер, в самых простыхделах был дурак дураком. За все платил втридорога, сколько запросят,торговаться и не думал. Квартиру в Ащеуловом снял за три сотни! Сенсей тожехорош. Кроме своего Пути и баб всё ему до Макаркиных именин. Ещё камердинерназывается.

Скорик поучил немножко их, малахольных,уму-разуму, чего сколько стоит — они, знатоки ценностей, уши и развесили.

Инженер на Сеньку посмотрел, головойуважительно покачал. Тут-то и обрисовались те самые результаты.

— Удивительный ты юноша, Сеня, —торжественно сказал Эраст Петрович. — Сколько в тебе т-талантов. Твоя идеяшокогасящей скобы для авто превосходна. Следовало бы запатентовать этотаксессуар и назвать в твою честь — допустим, “гаситель Скорикова”. Или “антишокер”,или “бампер”, от английского bump. Ты прирождённый изобретатель. Это раз.Поражают и твои экономические способности. Если ты согласишься стать моимк-казначеем, я с удовольствием доверю тебе распоряжаться всеми своими тратами.Ты настоящий финансист. Это два. А ещё меня поражает твоя техническаясметливость. Ты так ловко продуваешь карбюратор, так быстро заменяешь колесо!Вот что, Семён Скориков: предлагаю тебе занять должность механика вплоть домоего убытия в Париж. И это т-три. Не торопись с ответом, подумай.

Удача, она известно, россыпью ходит. Тоничего-ничего, пасмурное чёрное небо и ни звёздочки, хоть вой. Зато если ужвызвездит — так во весь купол.