Читать книгу "Битва за небо - Максим Сабайтис"

– То есть мы можем проследить за этими парнями, даже если они на самом деле уже откинули копыта? Да это же замечательно! Мы пойдем по их несостоявшимся следам, дойдем до нанимателей, схватим их, допросим…

Дмитрий демонстративно вздохнул. Алексей слыл человеком увлекающимся. Может быть, даже слишком.

– Ты позабыл про собственный пункт «раз». Без Сугимото наша активная деятельность по сути нелегальна. Кто мы по отношению к японскому протекторату? Иностранцы, не имеющие права вмешиваться во внутренние дела Калифорнии, а уж тем более хватать граждан и допрашивать их. Тут вот уже полторы сотни лет плачутся о судьбе своей Декларации Независимости, добиваются ратификации ее, или хотя бы отдельных пунктов из нее, императором. И тут появляемся мы, игнорируем все законы подряд, делаем свое дело – так и до войны может дойти. Грамотно составленная петиция, особенно опирающаяся на реальные факты и опубликованная в газетах, способна вынудить японского императора объявить России войну. Не потому что так хочется, а ради сохранения собственного лица. Политическая ситуация сейчас сам знаешь какая.

– Кроме того, – добавил Николай, вспомнивший о Ксении, резне на русско-японской границе и только сейчас почувствовавший весь груз лежащей на нем ответственности, – у нас отсутствует фактическая информация: куда идти, с кем конкретно говорить. Полагаться на одни только стилевидческие ощущения, ничего при этом не зная, удовольствие еще то. Я еще не до конца уверен, что у нас получится.

Дмитрий бросил быстрый взгляд на катану, напомнил себе о необходимости поговорить с юношей, после чего тщательно разрушил свои Намерения.

– Хреново выглядишь, – вместо приветствия заметил профессору Поликарп Матвеевич. – Как будто всю ночь провел по кабакам, а под утро внезапно протрезвел.

– Хреново, – согласился Воронин, проходя вглубь кабинета. – Ты бы чувствовал себя не лучше, Поль. Фактор фатума.

Архипов среагировал моментально. Клинок молнией выскочил из ножен, засвистел над головой Поликарпа Матвеевича. Защитный экран сформировался за три или четыре секунды.

– Говори.

– Сегодня ночью по миру прошла волна самоубийств. Думаю, газеты такое событие ни за что не пропустят. Три с половиной тысячи случаев – это только в Российской империи да Западной Европе, где телеграфное сообщение развито лучше всего. Пока еще нет информации из Азии, Америки и Африки, но вряд ли там все обошлось. Ориентировочное число погибших – тысяч двадцать – двадцать пять.

Архипов опустил клинок – в его использовании уже не было необходимости, – растерянно уставился на полированную гладь лезвия.

– Двадцать пять тысяч? Кто?

Сергей Владимирович подошел к гостевому креслу и обессиленно опустился в него.

– Газеты не разберутся, – выдохнул профессор. – Журналисты не поймут, а правительства обязательно засекретят. Так засекретят, что я даже не смогу тебе ни о чем рассказать. Потому слушай сейчас, пока можно. Среди погибших восемнадцать российских футуроскопистов. Обученных, в ранге от мастера до кандидата в гроссмейстеры. И по меньшей мере шестьсот человек, у которых способность к футуроскопии была обнаружена слишком поздно. Таких людей мы изолировали от всех занятий психотехникой, а потому газетчики не докопаются.

– Шестьсот футуроскопистов, – эхом повторил Поликарп Матвеевич, не отрывая взгляда от клинка. – А остальные? Кто они?

– Наша методика обнаружения провидцев никогда не отличалась совершенством, – признался Воронин. – Я подозреваю, что остальные самоубийцы тоже в той или иной степени обладали моим даром. Фактор фатума, Поль. Фактор фатума. Знал бы ты, каково это – испытать озарение, яркое и четкое футуроскопическое озарение, увидеть будущее и полноценно осознать, что оно детерминировано. Что бы ты ни предпринимал – конечный результат будет неизменен.

– Ксения? – быстро спросил сэнсэй. – Я видел ее за завтраком…

– Может так получиться, что она останется единственным футуроскопистом на всем земном шаре, – выдохнул профессор. – Этот ее побочный эффект связки с Николаем имеет и положительные стороны. Я всерьез опасаюсь, что происшествия с футуроскопистами на этой волне самоубийств не закончатся. Будут новые приступы и новые волны. Когда впереди не связка различных времен, а одно, неизменное по сути – мы становимся не нужны. Прежде всего самим себе не нужны. Ты не представляешь, Поль, – мне пришлось принять травяной настой, блокирующий способности, в противном случае я тоже мог бы не выдержать этой пытки временем. Что-то подобное, должно быть, испытывал Доджсон. Эта его метафора с безумным чаепитием…

– Тебе надо выпить чаю с медом и отдохнуть. – Архипов подошел к Воронину, осторожно прикоснулся к профессорскому лбу лезвием меча. – Часиков этак дцать отдохнуть. Эта ночка выбрала тебя на восемь лет вперед. Так что идея с настойкой хороша.

– Побочный эффект, – прошептал Воронин, впадая в полусонное состояние. – Ксения видела. Четко видела Николая. Надо спросить…

Поликарп Матвеевич постоял с минуту возле кресла со спящим профессором, затем осторожно снял с того очки, укутал пледом и вышел из кабинета. Сэнсэй еще не успел спуститься по лестнице, как с подоконника спрыгнула школьная кошка. Кася обошла Воронина по кругу, прислушалась к человеческому дыханию, а затем запрыгнула на колени и заурчала.

Сан-Франциско – очень странный город. Я уже говорил об этом, но все равно повторюсь. После того как Сугимото напитал меня своей энергией, чувствительность к окружающему миру скачкообразно повысилась. Вокруг людей стали заметны ауры, Стили подхватывались спустя пару секунд наблюдения за человеком, а Намерения считывались вообще без каких бы то ни было усилий. Что-то подсказывало: надо пользоваться моментом. Самурайская сила рано или поздно иссякнет, а накопить такое количество собственной я уже не мог. Вот вам, кстати, второе отличие подмастерья от мастера – в количестве энергии. Должно быть, Сугимото был кандидатом в гроссмейстеры, не иначе. Передать другому человеку всю жизненную энергию – трюк высшего уровня. Дмитрий, например, с ним не справился бы. Сэнсэй… сэнсэй мог бы. Но на то он и сэнсэй лучшей частной школы на всю европейскую часть России.

Район, в котором следовало искать сообщников Немо, отыскался без особого труда. Запомненный Стиль оказался довольно выразительным и категоричным. За пределы некоей территории стрелок уходил только в двух случаях: на работу и на охоту. Соответственно, весь прочий город воспринимался им как чужой, а в Стиле такие вещи пропечатываются четко.

– Где-то здесь, – сообщил я после того, как мы прошлись по Ломбард-стрит, Бэттери-стрит, Бродвею и вернулись по Коломбо-стрит туда, откуда начали поиск. – Стрелок обитал внутри этой трапеции.

– Пройдись мы до Вашингтон-стрит, – сверившись с картой, заметил Островский, – и это был бы треугольник. Ты уверен, что в тех местах он не появлялся?

– Тот район стрелок воспринимал как враждебный, – пришлось объяснять мне.