Читать книгу "Битва - Триша Салливан"

Вспыхнула очередная роскошная голубоглазая улыбка, и он ушел. Мэдди окатила волна жара, она возбудилась. Хотя, если уж говорить начистоту, к возбуждению примешивалась злость, потому что она не могла обуздать собственные эмоции. Ей следовало бы подумать о работе. Сконцентрироваться на вирусах. Но разве не эти самые вирусы навлекли на ее голову все нынешние неприятности?

Битва с вирусами длится уже давно. Человеческая сексуальность зависит от сложных механизмов функционирования иммунной системы, необходимость которой вызывают непрекращающиеся вирусные атаки. Без вирусов нас бы здесь не было, мы бы просто не стали людьми. Это они лежат в основе нашей человечности. Жажда одержать победу над вирусами создала, сжевала и выплюнула представление о мужчине, которое все еще накладывает свой отпечаток на поведение женщин, точно несмываемое пятно или тень — этакое морфическое эхо, очертания призрака на светокопии, некий неутоленный голод. Но Мэдди не позволит себе поддаться этой редкой некрофилии в столь ранний час, когда ее уровень кортизола еще высок, а энергия так и хлещет. Так что прочь из головы дельтовидные мышцы Арни Хеншоу, сколь бы привлекательными они ни казались!

К тому же шейка матки все еще опущена и недружелюбно съежилась в ее засохшем лоне, так что сегодня ей вряд ли удастся забеременеть. А это значит — КОНЧАЙ ДУМАТЬ О СЕКСЕ, МЭДДИ!

— Существует множество способов для размножения, — пробормотала она, — так что необходимость в пенисе давно уже отпала.

Остальные мысли Мэдди не озвучила, оставила при себе. С некой долей безысходности она подумала вот о чем: если существует странное морфическое поле, созданное растущими в боровах человеческими гаметами, тогда стоит насладиться хотя бы этим. Давайте смешаем все виды. Посмотрим, к чему нас это приведет. Я могу создать и уничтожить десятки видов всевозможных вирусов, и много времени это не займет. Вирусы не страшатся перемен. Их резонансные вибрации мгновенны, в отличие от нас они не отягощены грузом эволюционного багажа и прекрасно могут существовать, не разделяясь на мужчин и женщин. Впрочем, я не собираюсь сейчас сравнивать человечество и вирусы.

Однако если вдуматься, какого черта вирусы творят с Ме-нискусом? Ну же, Бальдино, тебе по зубам этот орешек. Кончай думать органом, не предназначенным для размышлений, принимайся-ка лучше за работу.

Даже не выпив кофе, Мэдди включила МУЗУ и погрузилась в запись злосчастной беседы Менискуса с Бонус. Она изучила все данные, сделанные до/во время/после кризиса, пытаясь найти разумное объяснение. Мэдди обоняла, вслушивалась, смотрела на замысловатый узор реакций Менискуса в ту минуту, когда его охватила невыносимая боль. Но ответа не находила. Когда имеешь дело с МУЗОЙ, невозможно получить однозначный ответ. Просто здесь все устроено по-другому, иной угол зрения. Некие поведенческие шаблоны становятся материальными. Оператор приобретал способность искусственно растягивать свои чувства — но в ту же секунду они уже более не принадлежали оператору. Не зная точно, как смотреть, оператор вынужден придумывать собственный подход, чтобы найти дорогу к нужному ответу.

Все началось с Кандинского. Идущие по его стопам фотографы принялись разрабатывать и изучать скрытые возможности макросъёмочных линз, делая снимки лишайника, мха и миксомицетов. Эти снимки напоминали картины абстракционистов. Предфрактальное распознавание основополагающих принципов микроскопического мира представляло собой зрительный эквивалент того парня, которому первому пришло в голову, как использовать заостренную щепку, вдавливая ее во влажную глину, чтобы создать клинопись — и получить возможность проследить, все ли исправно платят десятину. Настоящий прорыв, в котором трудно было предугадать будущее развитие «светящихся» рукописей. Но где-то в этом открытии полезных свойств глины затаилось предвидение того, что мы можем попытаться пойти дальше, — из этого малыша получится великий человек. И знаете что? Теперь у нас есть Библиотека Конгресса! Опля!

А сейчас, по аналогии, у нас появилась МУЗА, благодаря которой мы собственными глазами можем узреть значимость микроэволюции — так что отныне прорыв может случиться в любое время и в любом месте. Хотя бы здесь и сейчас, в квартирке Мэдди, когда дождь потоками низвергается на зеленовато-белый полосатый навес расположенного внизу «Беннигана». Мэдди не прекращала сражаться с данными, даже разыскивая под диваном свою левую туфлю. Туфля соизволила найтись, завернутая в мантию из пыли и шерсти.

— Наступит такой день, когда от всей этой мешанины останется одна лишь чистая математика, — пробормотала она, чихнув.

Должно быть, по чистой случайности Мэдди мигнула, и фокус сместился, потому что ни с того ни с сего вместо замысловатых переплетений химического взаимодействия ее принялись бомбардировать алгоритмы, описывающие поведение клеток. Мэдди уменьшила мощность входящих сигналов, вызвавших у нее тошноту, но из любопытства сохранила этот новый ракурс. Теперь она слышала/видела/чувствовала/обоняла данные, наложенные на утреннюю атмосферу дома с его запахом несвежего дыхания.

Бонус прошествовала из ванной комнаты, так и не сняв свою малышовую пижаму. Она подразнила кота игрушечной удочкой с перышком на конце.

— Мамочка, а что было до Чистой математики?

— Грязная математика, милая. Повсюду разъезжали самосвалы с рабочими-строителями и расхаживали важные парни, засунув за ухо карандаши. Существовали всевозможные сметы, аэронавтика с ее расчетами, схемы информационных потоков и другая мудреная заумь. — Мэдди, опустив голову, замолчала, привлеченная активностью астроцитов — звездообразных клеток в коже Менискуса. — Дизайном занимались в свободное время, ему обучали на курсах для взрослых какого-нибудь Уильяма Патерсона, наряду с бальными танцами и искусством флористики. Всего лишь безобидное увлечение. На рынке он тогда еще не ценился. Так продолжалось до тех пор, пока мы не обнаружили, что именно мода — двигатель эволюции — испокон веков была.

— Мода, — повторила Бонус. — Мам, как думаешь, в Медоулэндз крысы живут?

— Да, скорее всего их там хоть пруд пруди. А почему ты спрашиваешь?

— Волк должен что-то есть.

— Лучше бы он слопал ту проклятущую мышь в лаборатории, — пробормотала Мэдди, усиливая мощность МУЗЫ. Как оказалось, у Менискуса росли не только ногти на руках. Астроциты тоже менялись — они развивались в нейроны.

Матерь божья!

Бонус проговорила, с трудом сдерживая рыдания:

— Какая жестокость! Как ты можешь быть моим материнским клоном, когда творишь такое?

— А как ты можешь быть моим дочерним клоном, когда так и норовишь при любой возможности сделать все по-своему и швырнуть мое доверие обратно мне в лицо?

— Ненавижу тебя!

— Ешь завтрак.

— Можно мне взять пирожное «Поп-тарт»?

— Только если оно органического происхождения. Наркотические пирожные для меня.

— Боже, не могу поверить, что в этом доме царят двойные стандарты!

Мэдди пропустила слова Бонус мимо ушей. Она снова и снова проигрывала дорожку с интересующими ее данными. В организме взрослого человека астроциты существуют в скрытой форме. В решающие периоды развития они могут видоизмениться в нейроны, но еще никогда такого не было, чтобы человек выращивал клетки мозга в собственной коже в нормальных условиях.