Читать книгу "Герои забытых побед - Владимир Шигин"

Приехал в Севастополь и генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии граф М.С. Воронцов. При этом Грейг демонстративно не выполнил ни одного из данных им горожанам обещаний. Особой заботой адмирала стало лишь «выведение из-под удара» карантинных чиновников и интендантов. На этой почве между Воронцовым и Грейгом произошёл острый конфликт. Воронцов прямо в лицо обвинил Грейга в преступной бездеятельности и попустительстве бунтовщикам и в непринятии мер для снятия социальной напряжённости в городе. Отныне их отношения были навсегда разорваны. Дело в том, что генерал-губернатор (даже будучи наделённым огромными полномочиями!) не имел никакого права вмешиваться в дела флота и черноморских портов с их таможнями и карантинами. Это была единоличная вотчина Грейга. Но другого выхода не было, и, ввиду демонстративного поведения Грейга, Воронцову пришлось самому заниматься наведением порядка и наказанием виновных, от чего «либеральный» адмирал тоже самоустранился.

Под руководством Воронцова начали действовать три военно-судные комиссии. Они рассмотрели дела шести тысяч человек. Семь главных зачинщиков приговорили к смертной казни: Т. Иванова, Ф. Пискарёва, К. Шкуропелова, П. Щукина, М. Соловьёва, Я. Попкова, а также унтер-офицера Крайненко. Приговор исполнили на территории слободок 11 августа 1830 года. Различным наказаниям подвергли 497 гражданских лиц (из них 423 женщины!), 470 мастеровых рабочих экипажей, 27 матросов ластовых экипажей, 380 матросов флотских экипажей, 128 солдат, 46 офицеров. Наказания им определили от битья линьками до 3 тысяч ударов шпицрутенами (6 раз сквозь строй из 500 человек) с последующей каторгой. Офицеров наказали дисциплинарно. 4200 штатских жителей этапом переселили в другие города, самым дальним из которых назначили Архангельск.

Севастопольский «чумной бунт» был не единственным в России. В условиях холерно-чумной эпидемии 1830–1831 годов мятежи из-за непродуманных действий чиновников произошли в разных местах, особенно крупные — в Тамбове и Петербурге. Однако нигде они не сопровождались ещё и «хлебной проблемой», как в Севастополе.

РЕШАЮЩАЯ БИТВА ЗА ФЛОТ

Если до 30-х годов на Черноморском флоте большое влияние в экономических и финансовых делах осуществляла греческая диаспора, имевшая также своих представителей среди черноморского адмиралитета (династии Алексиано, Метакса, Кумани, Критский и другие), то теперь с лёгкой руки сожительницы Грейга в тыловых конторах Черноморского флота началась настоящая война двух финансовых группировок — старой греческой и новой еврейской — за власть над Черноморским флотом и над черноморскими портами. И если в Николаеве, Одессе, Таганроге и других портах эта война протекала в основном в береговых конторах, то в Севастополе она докатилась и до боевых кораблей. По существу, две влиятельнейшие финансово-этнические группировки начали между собой настоящую войну за передел сфер влияния в черноморском регионе.

К началу 30-х годов XIX века в Севастополе сложилась крайне негативная ситуация. Суть случившегося была в следующем. Дело в том, что морские офицеры, и в первую очередь офицерская молодёжь, привыкли жить не считая денег. Для этого в городе исстари существовала хорошо отлаженная система греков-ростовщиков, дававших офицерам деньги под небольшой процент. Однако с попустительства Грейга в Севастополе начался передел сфер влияния, и вскоре подавляющее большинство греков были отлучены от своего ростовщического бизнеса, а их место заняли евреи. Мгновенно резко подскочил процент за кредиты, неискушённые в финансовых делах мичманы и лейтенанты, привыкшие жить в долг, разумеется, продолжали пользоваться услугами кредиторов, но уже не греков, а евреев, с каждым заёмом всё больше и больше влезая в долги. А потому спустя некоторое время практически весь офицерский состав Черноморского флота был не только не в состоянии вернуть местным евреям долги, но даже расплачиваться за проценты. Флот фактически оказывался в руках еврейских ростовщиков. Кто-то, отчаявшись выбраться из долговой ямы, кончал жизнь самоубийством, кто-то опускал руки и переставал интересоваться делами службы, думая только о том, как бы вернуть хоть кое-что. О явно ненормальной ситуации, сложившейся на Черноморском флоте, было доложено Николаю I. Император-рыцарь быстро разобрался в ситуации. Так как никакой возможности восстановить старое положение дел уже не было, необходимы были экстраординарные меры, и они были применены. Судя по всему, последней каплей, переполнившей чашу терпения императора, был чумной бунт в Севастополе, спровоцированный «черноморской мафией».

Прежде всего, в Севастополе было введено чрезвычайное положение. В 1829 году царский указ объявил «неудобным и вредным пребывание неслужащих евреев в городах Севастополе и Николаеве», как военно-морских центрах, и предписал выселить оттуда еврейских жителей: имеющих недвижимость — в течение двух лет, не имеющих — в течение одного года. В отношении Севастополя императорский указ был выполнен, несмотря на все противодействия Грейга и его окружения. В течение 24 часов все севастопольские евреи были выселены из города, с запрещением не только когда-либо возвращаться в Севастополь на жительство, но даже приезжать туда по любым делам. За ослушание грозила каторга. При этом во время отправки евреев из города жандармскими офицерами были уничтожены все имевшиеся у них долговые бумаги. Можно представить восторг и радость черноморских офицеров решением императора! Отныне имя Николая I стало для черноморцев почти священно. Отныне в отличие от балтийцев, которые «любили» императора в соответствии с его должностью, черноморцы обожали Николая I искренне. Зная об этом, последний отвечал им тем же, разрешая, в отличие от всего остального флота и армии, только черноморцам всевозможные послабления в форме одежды и несении службы. Эта взаимная любовь продлилась до самой Крымской войны, и может, именно поэтому кровавая севастопольская оборона и гибель тысяч и тысяч черноморских моряков, которых Николай I не без основания считал своими любимцами, значительно ускорила кончину императора?

Отметим, что если указ о выселении евреев из Севастополя был выполнен, то в отношении Николаева всё вышло несколько иначе. Черноморские власти во главе с адмиралом Грейгом, разумеется, категорически воспротивились этому указу, утверждая, что изгнание евреев повредит развитию Николаева, в особенности ремёслам и кораблестроению. Приложив поистине титанические усилия, Грейг добился, что высылка евреев была отложена до 1832 года, а затем снова перенесена уже до 1834 года. Фактически выполнить указ императора о выселении евреев из Николаева удалось лишь после отстранения от власти самого Грейга. В 1830 году в Николаеве проживало 715 еврейских семей. 24 из них принадлежали к купеческой элите, т.е. являлись миллионерами. Ещё 691 семья являла собой банкиров, ростовщиков, перекупщиков средней руки, у которых в долгах находился весь остальной город.

В журнале «Морской сборник» № 2 за 1863 года была опубликована статья морского врача Закревского, который в своё время входил в близкий круг адмирала и его супруги. В своей статье отставной врач попытался показать экономическое значение евреев в процветании Николаева и вскрыть истинную причину их выселения. Рассуждения Закревского таковы: «Когда в Николаеве была основана главная верфь для создания Черноморского флота, евреи оказались весьма полезными для правительства; но позже обнаружились хищения в адмиралтействе, и тогда, несмотря на то, что виновниками чаще всего являлись чиновники, было решено удалить евреев, так как будто бы при их отсутствии некому будет продавать краденые вещи; правда, немногие евреи, причастные к подрядам, всё же остались на жительстве в Николаеве, но бедняки были выселены с помощью суровых полицейских мер; а вскоре вместо прежних жалких еврейских домишек выросли богатые чиновничьи дома…» Жалостно, слезливо, но, увы, полное враньё.