Читать книгу "Тень Ветра - Михаил Ахманов"

Во исполнение этой статьи Ричарда Саймона послали в Сьерра Дьяблос. Еще – ради практики и проверки. Так ли он крут, чтоб сделаться агентом ЦРУ и бродить тайными тропами в человеческих лесах, по землям, где бушует война…

Тропинка, которой он шел сейчас, была первой. Он должен был преодолеть ее один, без наставников и инструкторов. Без Чочинги и Чоча, без Дейва Уокера и Леди Дот… Пройти до конца, пролезть дьяволу в глотку, схитрить, убить… И остаться в живых. Дохлые львы никому не нужны!

Пальцы Саймона приласкали вороненый автоматный ствол. На шее его болтался жетон сержанта Карательных Сил, а силы эти, под командой подполковника Тревельяна, с боевыми вертолетами “ифрит” и “бумеранг”, с танками и реактивными установками “Железный Феликс”, сосредоточились в восьми лигах к востоку – и ни одним шагом ближе. Ни шагом, так как у Сантаньи имелись еще заложники, о чем он поставил в известность и Тревельяна, и коменданта боливийской базы Корпуса. Этот Сантанья был человеком предусмотрительным и не всех еще развесил по столбам.

Пока. Пока боится, что накроют залпом “Феликсов”… Хотя стоило б накрыть, ибо заложников – если они и в самом деле есть – вряд ли спасешь. Люди Сантаньи прирежут их и ускользнут в Сьерра Дьяблос, а оттуда ублюдков не выкуришь ни газом, ни ракетами… Ничем, кроме ядерной атаки или бактериологического заражения местности… Но эти лекарства были опасней самого недуга.

Тактика “выжженной земли” никогда не применялась силами ООН. Собственно, и никем другим, хотя средства массового поражения существовали и, наряду с боевыми планетолетами, считались основой космической обороны. Но в наземном конфликте их применение было фатальным для обеих сторон – так же, как долгие, затяжные войны с гигантским числом солдат, поставленных под ружье. Победителей в них не было; одни лишь потери, и исчислялись они целыми поколениями.

Психология, ставшая со времен Исхода наукой довольно точной и компьютеризированной, объясняла этот феномен. Лишь два процента населения, преимущественно – мужчины, были способны к убийству во имя долга, без неприятных последствий для собственной психики; всех остальных война травмировала необратимо, превращая в лучшем случае в неврастеников и инвалидов, а в худшем – в садистов и маньяков. Эти мстили всем – потерянные люди, безвинные преступники, жертвы общества, сделавшего их убийцами. Еще на Земле, в двадцатом столетии, хватило подобных экспериментов: две мировые войны, а затем – войны в Корее, Вьетнаме и Афганистане. Выжившие в них как бы выпадали впоследствии из системы общественных норм и связей, и все попытки адаптировать их к мирной реальности были, как правило, неудачны. Эта болезнь получила название “вьетнамского синдрома” и считалась столь же неизбежной для большинства отвоевавшихся солдат, как старческая импотенция.

Но, кроме большинства, было еще меньшинство – те самые два процента прирожденных воинов. Из них, и только из них комплектовались силы ООН, весьма немногочисленный, но боеспособный контингент войск быстрого реагирования, полиции, разведки и прочих служб, призванных карать, охранять и защищать. Это диктовало свою особую тактику, в которой были предпочтительны действия локальные, а не глобальные, рейды малых групп или агентов-одиночек, внезапные атаки и нежданные прорывы для ликвидации причин конфликта. Причиной же всегда являлись люди – не слишком большое число зачинщиков и смутьянов, с гибелью коих в стане врага воцарялся хаос. Следствием хаоса была потеря боевого духа, а затем – отступление и бегство; и завершалось оно на свалке, в Каторжных Мирах.

Подобная тактика напоминала хирургическую операцию: наркоз пациенту дан, системы жизнеобеспечения включены, банк органов – на всякий случай – подготовлен, но резать все-таки приходится ножом. Лазерным скальпелем, если говорить точнее. Невесомой, стремительной, почти незаметной иглой…

Ричард Саймон, практикант, сегодня и был таким скальпелем. Люди подполковника Тревельяна служили ему дымовой завесой – или, если угодно, наркотическим снадобьем для пациента, призванным усыпить его бдительность. Тревельян лишь блокировал подходы к Сьерра Дьяблос; его патрули не сделают ни шагу к западу и не вступят в бой с головорезами Сантаньи. Зато через пару часов грянет с небес стратоплан класса “Синий призрак”, отстрелит боевые капсулы с десантом и сбросит что-нибудь успокоительное. Скажем, изобретенные недавно фризерные бомбы – не слишком мощные, с температурой в эпицентре до минус тридцати. Или подбавит газку – тоже не смертельного, “хохотуна” или “поцелуя Афродиты”, чтоб десантники не заскучали. Они спустятся, выйдут, и тогда…

Тогда начнется настоящее веселье – если он, Ричард Саймон, прооперирует всех, кому веселиться не положено. Пусть веселятся в преисподней!

Ричард осмотрелся с мрачной усмешкой и тут же вспомнил, что ему надлежит казаться испуганным – как всякому юноше, пусть даже сержанту, узревшему столь жуткую картину. На этом, на его страхе, молодости и явном отсутствии опыта, держался весь план; его должны были принять за сопляка – жалкого, перепуганного и потому вполне безопасного. Учитель Чочинга называл эту хитрость дорогой Смятого Листа, но Леди Дот, формулируя задание, выражалась определенней:

Притворись, обмани и убей! Всех, до кого дотянешься!

Глаза Саймона увлажнились, плечи обвисли, колени затряслись. Он играл со всем возможным старанием. Видимо, патрули Сантаньи уже наблюдали за ним: справа доносился треск углей под сапогами, а на другом берегу реки что-то поблескивало – не иначе как стекла мощного бинокля. Саймон стиснул левой рукой автоматный ствол, перегнулся в поясе и сделал вид, что его выворачивает наизнанку. Ему не пришлось слишком сильно притворяться.

Сожженная часть деревни была позади. Он стоял у быстрых речных вод, разглядывая противоположный берег. Там, среди уцелевших хижин, суетились люди в пестрых маскировочных комбинезонах, перетаскивали мешки, вьючили их на мулов, коптили мясо над жаркими кострами, ели, хохотали… Местность от берега приподнималась, и дальний край селения был виден как на ладони – дома там выходили к скалам, протянувшимся темной ломаной стеной с севера на юг. На их фоне белела церквушка с колокольней, самое основательное сооружение в этой забытой богом дыре; рядом, образуя небольшую площадь, стояли еще пять-шесть одноэтажных строений, тоже беленных известью, с крытыми террасами. Они выглядели посолидней остальных и, как решил Саймон, возможно, принадлежали священнику, старосте и местным богатеям. Он мог держать пари на сотню кредиток против панамского песо, что Сантанья обосновался в одном из этих домов, а рядом устроились его офицеры и телохранители. Заложников – если в самом деле у них есть заложники – держали, вероятно, в церкви. Дверь ее была притворена, а на ступенях, насколько он мог разглядеть, сидели трое или четверо часовых.

Он ждал, стоя на берегу и не пытаясь скрыться. Река была мелкой, с галечным дном, но довольно широкой, метров сорок-сорок пять. Неподалеку чернели обугленные сваи моста, а за ним начинался пыльный грунтовый тракт, переходивший в улицу, которая вела к площади и к церквушке. Вскоре там наметилось шевеление – три человека в комбинезонах вышли на террасу ближнего к церкви дома, постояли, сблизив головы и будто бы совещаясь, и начали быстро спускаться к сожженному мосту. “За мной”, – подумал Саймон, отметив, что доносившийся справа скрип углей под сапогами стих. Вероятно, невидимые конвоиры замерли, взяв его на мушку.