Читать книгу "Высшая ценность - Александр Лоскутов"

— Кто? — наконец спросил он. Я промолчал.

— Кто там?

И вновь тишина, прерываемая только истошными трелями звонка. Я ждал… И дождался. Щелкнул открывающийся замок. Дверь распахнулась.

— Дьяволово семя… Совсем охренели, время —два часа ночи! Убью!

Игнорируя пылающий праведной яростью взгляд и кольнувшее меня прямо в солнечное сплетение острие меча, я расплылся в улыбке:

— Доброй ночи, шеф.

Дмитрий Анатольевич, бессменный глава Управления внешней разведки и зачистки, одетый в нелепый халат и те самые потешные тапочки, которые я и представлял, мигнул. Отвел в сторону меч. Потом смерил меня внимательным, изучающим взглядом с ног до головы, будто удостоверяясь, что перед ним стоит именно Алексей Суханов, а не принявший его облик новый вид нечисти. И наконец, отступил в сторону.

— Заходи, — буркнул он, не выказывая никакого удивления, как будто к нему в гости каждый день заходят преступники, объявленные инквизицией в розыск, — не торчи в дверях.

Удивления шеф не выказал. Но дверь за мной закрыл очень и очень тщательно. Защелкнул все три замка, задвинул засов и даже навесил нелепую декоративную на вид цепочку. Я терпеливо ждал.

— Проходи. Садись… Стой, — шеф ткнул пальцем за спину, — это у тебя там меч?

— Ага, — я кивнул.

— Оставь здесь. На тумбочку положи. Я прищурился:

— Не доверяете?

— Если б не доверял — не впустил бы, — буркнул шеф. Но настаивать на моем разоружении не стал. Прошел в комнату и сердито загремел посудой. Оставшись в одиночестве, я вздохнул, аккуратно пристроил меч в указанном месте и последовал за ним.

Как и большая часть нашей братии, шеф жил один. Чистильщики вообще очень редко женятся. Наверное, как это ни парадоксально, потому что боятся. Боятся тех изменений, которые может внести в их жизнь женщина.

Но и женщины тоже в свою очередь не слишком-то стремятся выйти замуж за сумасшедшего, готового днями и ночами бродить черт его знает где, рискуя душой и телом, а потом в один прекрасный момент оставить свою супругу вдовой. С их точки зрения, это не самый привлекательный вариант развития семейных отношений. Потому большинство женщин в обязательном порядке перед свадьбой поднимают вопрос о смене чистильщиками работы. Хоть дворником, хоть грузчиком, хоть пулеметчиком на стену, но только чтобы ни шагу за периметр… Некоторые соглашаются. Но таких мало.

А еще иногда находятся такие счастливчики, которым удается отыскать достаточно терпеливую и понимающую супругу, которая не станет требовать невозможного. Таких еще меньше. И даже они рано или поздно начинают задумываться о том, что хорошо бы найти себе какое-нибудь более спокойное и безопасное дело, чем носиться по грязным улицам наперегонки со смертью.

И они правы. Семейный человек должен сидеть дома, хранить очаг и возиться с детьми.

Я — не семейный человек. И шеф — тоже. Любой зашедший в его квартиру гость понял бы это с первого взгляда: разбросанные повсюду вещи, груда не стираного белья в ванной, тонкий налет пыли на мебели и ни единого комнатного растения. Типичное жилище закоренелого холостяка, все свое время отдающего работе. Точно такое же, как было у меня.

Когда я прошел в комнату, шеф сидел на диване и помешивал налитый в крохотную кружечку чай. На журнальном столике стоял заварочный чайник. Из носика все еще шел пар… Странно, я даже не подозревал раньше, что наш шеф увлекается заполуночными чаепитиями.

Впрочем, чаепития чаепитиями, но осторожности он не потерял. И излишнего доверия ко мне, если судить по приставленному к диванной спинке таким образом, чтобы его в любой момент было удобно выхватить, мечу, не приобрел.

Хмыкнув, я молча подошел к старому продавленному креслу и сел.

— Наливай, — шумно отхлебнув, шеф указал на вторую стоящую на столике кружечку.

— Да нет, спасибо.

— Ну как хочешь, — не стал настаивать Дмитрий Анатольевич. — Тогда рассказывай.

— Чего рассказывать-то? — не понял я. Шеф невозмутимо отхлебнул еще раз и поставил кружечку на стол.

— Зачем пришел, рассказывай.

— Ну… — Я даже удивиться не сумел. Только подумал, что, наверное, для нашего шефа ночные посиделки с преследуемым инквизицией еретиком, за один только разговор с которым можно нарваться на анафему, явно претендуют на ранг привычного повседневного занятия. — Так… Я… А вы…

— Очень интересно, — спокойно отозвался на мою прочувствованную речь меланхолично почесывающий горбинку носа шеф. — И, главное, так красноречиво… Но извини, кажется, я тебя перебил. Продолжай.

Я продолжил:

— Я… Что мне делать, Дмитрий Анатольевич?

— Чай пить, — невозмутимо отозвался он, — а то остынет.

Я поморщился.

— Да я не об этом?.. Шеф?..

Дмитрий Анатольевич вздохнул. Помолчал, задумчиво помешивая содержимое своей кружечки. Я машинально отметил, что для этой цели у шефа имеются особые ложечки — серебряные. Роскошь. Или, может быть, последнее средство самообороны.

Серебряной ложкой в глаз… Смешно. Вилка подошла бы лучше.

— В тебе тьма, — негромко сказал шеф. — Я раньше не верил. Даже когда ты через теосоврестор пройти не смог — не верил. А сейчас — вижу… Зачем ты пришел, бездушный?

Сомнительный эпитет я проигнорировал. Не время сейчас для споров. Не время… Да и вопрос о моей душе до конца еще не ясен.

Все-таки тьма накладывает свои ограничения.

— Чтобы спросить совета.

— Что тебе мой совет? — Шеф отставил пустую кружечку. — Разве ты ему последуешь? Хотя, если хочешь… Сдавайся, Алексей. Ставки слишком высоки, а я в твое благоразумие и раньше не верил. — Вздох. — Теперь же не верю и в твои благие помыслы… Сдавайся.

— Нет.

Дмитрий Анатольевич пожал плечами:

— Я же говорил, что ты не согласишься.

— На это не соглашусь.

— Тогда что ты от меня хочешь? Чтобы я посоветовал тебе, как погубить то немногое, что осталось от нашего мира?

— Он жесток, этот мир. Жесток и безумен. Я не обвиняю его, но и не оправдываю. Он просто существует по воле Господа или вопреки ей. И это мой мир. Я не желаю ему зла. Я вообще никому не желаю зла.

— Красивые слова. Красивые, но бестолковые. Что есть зло, Суханов? Ну, что ты молчишь? Ответь. Я вздохнул. Смущенно повел плечами.

— Зло есть метафизическая функция, проявляющаяся как отраженное влияние нижнего мира. Тень, проявляющаяся в результате непрозрачности человеческой души для Божественного света. Гниение и разложение личности, неизбежно возникшие в результате обретения человеком главного дара Господа — свободы выбора. Следствие человеческого непослушания установленным Богом законам.