Читать книгу "Иллюзион - Олег Макушкин"

— Куда ты меня ведешь? — спросил я в который раз и получил привычный ответ: «Увидишь».

Мы шли по каким-то помещениям, где сновали люди; мы шли по коридорам с чистыми стенами и рядами пластмассовых сидений возле дверей, оснащенных табличками; это была городская больница. Шелест уверенно шагал, не теряясь в бесконечных переходах, а я спешил за ним, снедаемый смутной и мучительной догадкой. Наконец мы спустились в подвал, где было меньше народа и больше дверей, которые приходилось открывать, прислонив к электронному замку коробочку магнитного взломщика, оснащенного программой подбора кодов.

За одной из дверей оказалась небольшая чистая палата с одной-единственной кроватью. У стены стояла аппаратура жизнеобеспечения; человек в больничном халате, лежащий на кровати, находился полностью во власти приборов, и с жизнью его связывало не больше, чем связывает опавший лист, зацепившийся за выступ коры, с породившим его деревом.

На кровати лежала Виктория. В белом чепчике, под который были убраны волосы, с россыпью угрей на подурневшем, бледном и осунувшемся, но сохраняющем следы былой красоты лице. Ее руки лежали вдоль туловища, тонкие белые пальцы были неестественно ровно расположены поверх простыни. Рядом с головой стоял прибор, по экрану которого ползла нарушаемая редкими всплесками линия сердцебиения.

— Она уже два года находится в коме, — сказал Шелест. — Хорошие врачи не берутся ее вывести, а другим я не доверяю. В этой больнице ее содержат на средства, которые я перевел анонимно с помощью Кэти.

— Но... — пробормотал я, — но ведь я встречался с ней буквально месяц назад! Как же так?..

— Ты встречался в Иллюзионе. Ты же видел модули Омнисенса, которые способны взаимодействовать с Иллюзионом, включая в картину псевдореальности виртуальные предметы и персонажей так, что ты не замечаешь подмены. Ваши встречи проходили именно в таких модулях.

— Она... Она живет в виртуальном пространстве?

Шелест пожал плечами.

— Существует. Не уверен, что мне удалось захватить ее сознание или хотя бы часть его, но если так, то она живет там. Возможно даже, что она нашла себе занятие по вкусу.

— Невероятно, — прошептал я, осторожно касаясь руки — белой, высохшей, неподвижной. — Так значит, все это было неправдой — наши встречи, разговоры, прикосновения, слова, любовь! Все оказалось обманом!

— Для нее тот мир настоящий! — резко возразил Шелест. — Да и ты верил в реальность ваших встреч. И теперь ты готов так просто отказаться от нее — только потому, что в действительности она такая? Да ты законченный эгоист!

— Но кто устраивал нам встречи? — спросил я. — Уж не ты ли, Шелест? Зачем?! Для чего тебе это было нужно?

— Я заботился о ней, — глухо ответил Шелест. — Я хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы она жила — хотя бы так. Понимаешь, она была... моей подругой.

Я ошеломленно замолчал. Потом спросил:

— Так она была твоей девушкой? И, наверное, любила тебя? Что же с ней произошло? Несчастный случай, катастрофа? Автомобильная авария?

Шелест нехотя кивнул. Слова обвинения сами собой полились из меня.

— И ты выбросил ее в виртуальность и подкинул мне? Виртуальный сводник! А почему ты не остался с ней, здесь, у этой постели? Ты, обвиняющий меня в эгоизме! Почему не посвятил свою жизнь ей, а? В память о вашей нетленной любви не остался разделить ее судьбу? Или не такой уж она была нетленной?

— После того, что произошло, — тихо ответил Шелест. — После того, что случилось, я уже не смог с ней встречаться... там. Я ведь помнил, какой она была здесь... живой. А приковать себя к постели безнадежного человека — это, поверь, не лучший способ чтить его память.

Я распалился и уже не мог контролировать себя; слова сами просились наружу.

— Да ты просто подонок, Шелест! Тебе нравилось ее использовать, но когда она оказалась вне твоей игры, ты приспособил ее для других целей, как свою игрушку. Соблазнить меня, например! Завлечь в твои сети. Так вот какова цена твоей любви! Да и способен ли ты любить, проклятый фанатик!

— А ты?! — не выдержал Шелест. — Ты-то сам кто? Ведь ты любил ее, наверное, не меньше, чем я. И стоило тебе увидеть неподвижное тело, быстро же ты переменился! Вместо того чтобы, как ты сказал, приковать себя к ее постели, увековечив тем самым вашу любовь, ты набрасываешься с обвинениями на меня! А я ведь сделал для нее все, что мог. Спроси себя, способен ли ты еще любить ее, спроси!

Я повернулся к Виктории. Она слушала наши слова, слушала и не слышала их, за закрытыми веками плутая в электронных лабиринтах компьютерных сетей, куда спряталось ее лишившееся тела сознание. Да и кто знает, осталось ли у нее вообще сознание или перед нами лежит человекообразное растение, живой сосуд жалости окружающих, безразличный к их стенаниям.

— К черту! — прошептал я, давясь слезами отчаяния. — К черту этот мир, к черту тебя, Шелест! Ты несешь одну лишь боль. Уж лучше бы ты просто убивал, проклятый ублюдок! Почему ты наказываешь меня ею?! Зачем ты свел нас?! Чтобы повесить камень своего несчастья на мою шею? Предатель! Ты предал ее и распял меня! Потому что я не смогу простить себе эту любовь, которую я так легко променял на бесполезную горькую жалость! Не смогу простить себе и тебе!

Я плакал, сжимая в руках пальцы Вики; но это не приносило облегчения, наоборот, иссушающий зной самобичевания проникал все глубже внутрь меня, скручивая внутренности. И в тот момент, когда я не смог больше это выносить, я вскочил и, едва различая окружающее сквозь пелену выедающих глаза жгучих слез, бросился на Шелеста. И напоролся на руку, железной хваткой сжавшую мое горло.

— Запомни то, что ты увидел, как следует запомни, — сказал Шелест. — Потому что я даю тебе причину бороться. Генная вакцина сможет вернуть ее к жизни, перестроив полностью ее тело и мозг. Будет ли она прежней — не знаю, но она будет жить. Ради любви, твоей и моей, верни ее к жизни. И если для тебя это недостаточный повод сражаться не на жизнь, а на смерть, значит, ублюдок здесь не я, а ты.

Я долго стоял на коленях, пытаясь отдышаться. Горло першило от удушья, слезы выкатывались из глаз крупными каплями. Наконец я смог подняться и взглянуть в глаза Шелесту.

— Я ненавижу тебя, — произнес я, размеряя каждый слог. — Но ты действительно дал мне повод бороться. Только я скажу тебе: из нас двоих ты — настоящий монстр. Потому что человеческие страдания для тебя — ничто. Потому что ты способен взвешивать на весах рассудка боль и слезы так же легко, как золотую пыль и соленую воду. Я ненавижу тебя; но я буду тебе помогать.

С этими словами я обернулся к Виктории и долго смотрел на ее бледное спокойное лицо, стараясь запечатлеть его в памяти. А потом вышел из больничного бокса, чувствуя спиной взгляд закрытых глаз.

Stoneage

Странник не удивился, увидев перед собой высокие каменные столбы, несущие на резных пилонах массивную арку, чей серый гладко отесанный камень источал прохладу и спокойствие, свойственное рукотворным исполинам минувших времен, одно существование которых напоминает о том, что дела сегодняшние — лишь суета и мельтешение пред лицом столетий, заключенных в незыблемую каменную плоть. Не удивился, ведь так естественно было ожидать появления чего-то фундаментального посреди безлюдных земель, через которые шел теперь Странник, так естественно было найти если не человека, то свидетельство его присутствия.