Читать книгу "О любви - Дина Рубина"

* * *

Рядом с Мишей стоял замызганный хиппи – в грязной майке и продуваемых джинсах и покачиваясь, бормотал что-то по-английски, пытаясь рассказать Мише свою жизнь. У Миши самого была вполне цветистая судьба, он не хотел задушевных бесед на иностранном языке. Он отворачивался от накуренного марихуаной хиппи и тоскливо говорил по-русски:

– Чувак, иди себе, а? Чувак, смотри, ты замерз совсем... Чувак, холодно, летом поговорим...

– А вы и между собой говорили по-русски? – вдруг спросила я.

– Когда?

– Ну вот, в детстве, в Харбине...

Он оживился.

– Да по-каковски же еще? Деточка, Харбин был русским, культурным городом! У нас в еврейской школе преподавание велось на русском языке по программе русской гимназии. Мы даже ставили спектакли – «Маскарад», например, пьесы Островского, «Бориса Годунова»... В «Годунове» Самозванца играл Мотька Гершензон. Помните, то место: «Ты заменишь мне царскую корону!»... я был суфлером, и подсказал Мотьке – «корову»... «Ты заменишь мне царскую корову!» Родители Мотьки, понимаете, держали молочную ферму... – Яков Моисеевич захихикал со свежим, даже изумленным удовольствием, будто подшутил над Мотькой не шестьдесят лет, а минут двадцать назад... – Да... Мы изучали русскую литературу как следует. Учителями-то все были белые офицеры, их там после революции накопилось – пруд пруди... Русских в Харбине около ста тысяч насчитывалось. А еврейская община – тысяч двадцать пять. И учтите, там же размещалась главная контора КВЖД.

Кстати, знаете, как расшифровывали это название в то время? «Китайцы возят жидов даром»... Да, КВЖД... шла от границы России до станции «Манчжурия», до Владивостока, пересекала реку Сунгари... Вы знаете что-либо об этих краях?

– Не помню, что-то читала...

– Ну! Река Сунгари... могучая, полноводная – несколько километров в ширину. А рыбы сколько! Впадает в Амур... Изгибается дугой, вот так... – он показал вилкой на красной скатерти... – Главный приток – Нони... Так вот, КВЖД пересекала Сунгари. На пересечении возник Харбин. Выгодное географическое положение... Прекраснейший город Китая возник из маленькой рыбацкой деревушки... А для европейцев Китай был рынком, и железная дорога играла в этом решающую роль. Русские добыли концессию на строительство железной дороги и в 1898 году строительство началось... Выглядело это так – по обе стороны от полотна шла полоса отчуждения – по 15 километров. Русские получили экстерриториальные права. Понимаете? Свой суд, свое управление, охрана русская – русская автономия... На правом берегу Сунгари был район, Пристань назывался. Дальше, наверху – Новый город. Там в основном и жили русские... Магазины принадлежали евреям и грекам. Извозчики кричали «Гривенник в Палестину!» – из-за того, что там много евреев жило... У нас говорили «Харбин-папа, Одесса-мама...»

* * *

Миша заметил меня, помахал рукой. Я улыбнулась в ответ. Надо бы подойти, поговорить, спросить о ближайших его концертах.

* * *

– Очень интересно... – вежливо проговорила я. – Послушайте, Яков Моисеевич... Знаете, как сегодня делают газету? Витя отлично верстает полосы в программе «Кварк», посылает мне по модему на вычитку, я вношу правки, отсылаю ему назад, и все это хозяйство отправляется в современную типографию, где печатается с бумажных плат... Черт возьми, мы удешевим вам издание! Мы сохраним вам ваши китайские драхмы!

Но, к сожалению, для издания «Бюллетеня» цивилизованным образом Алик абсолютно не нужен. Он нам – как чирий на глазу. Ну, хотите, мы внесем его имя в корект «Бюллетеня»? Он будет числиться в редколлегии.

– Алик должен не числиться, а работать, – сказал старик.

– Конкретно: что именно он будет делать?

– Не знаю. Алик должен работать, – тихо и твердо повторил он.

Мы замолчали вновь: я – обозленно – растерянно, он смиренно-грустно.

Что мешало мне уйти, ведь в одно мгновение я вдруг поняла, что китайцы, во-первых, и сами не знают – что им делать со своим странным наследием, во-вторых, до дрожи боятся любого вторжения в их маленькую затхлую норку. Но я все сидела, рассеянно подбирая вилочкой с тарелки липкие крошки штрудла.

– Знаете что, – сказал Яков Моисеевич, – надо заказать булочки с маслом, они очень вкусно готовят здесь чесночное масло... Эти булочки почему-то напоминают мне шао-бин, лепешки моего детства, такие, посыпанные травкой, не помню названия, с соленой начинкой... Их продавали с лотков на вокзале. Мы тогда жили в Мукдене и родители посылали меня к вокзальным лоткам за лепешками шао-бин... Мне было лет семь... И я страшно любил поезда. Бывало, стою по часу, глазею на вагоны. Классы различались по полосам, наведенным под окнами. Первый класс – белая полоса, второй – голубая, третий класс, жесткий вагон – красная полоса... Американское производство...

Официант принес тарелку с четырьмя, свернутыми пухлой розой, булками и розетку с фирменным маслом. Не только чеснок, но и укроп и кинзу добавляла местная повариха в это масло. Яков Моисеевич разрезал булочку, подцепил ножом желтый шмат и стал основательно утрамбовывать его в рассеченное брюхо булки. И вдруг протянул мне требовательным жестом моего деда. Этим, почти уже забытым мною жестом... Я растерялась, растрогалась, пробормотала что-то и послушно взяла булочку, хотя давно уже сижу на диете и мучного стараюсь не есть.

– Между прочим, я был свидетелем знаменитого взрыва на мукденском вокзале, когда убили старого маршала Джан Цзо-Линя... Вам, конечно, это имя ничего не говорит... Джан Цзо-Линь, он был кавалерийским офицером при китайской имперской армии... А после того, как свергли последнего китайского императора династии Мин – это произошло в 1911 году, Джан Цзо-Линь стал просто бандитом...

– А куда делся император? – спросила я.

– Никуда. Он повесился в Угольной башне Запретного города в Пекине, когда манчжуры рвались к стенам города... Так вот, Джан Цзо-Линь... он был неграмотным. Подпись его была – отпечаток большого пальца... Со своей шайкой поначалу совершал налеты на банки, на богачей... Все раздавал крестьянам... Такой китайский Робин Гуд... Курил опиум – набивал трубку, раскуривал свечой... В русско-японской войне воевал и на той и на другой стороне, но после войны поставил на японцев. Был властителем Манчжурии, а хотел стать новым императором Китая... У самого была кличка «Дун-Бей», а бандиты его звались «хунхузами» – «краснобородыми».

– Довольно странные военные отличия...

– Хной красили... – пояснил Яков Моисеевич. – Влетает, бывало, на коне в зал суда, где идет заседание. Говорит судье: ты отъявленный мерзавец, все судишь в пользу богачей! Приговариваю тебя к смертной казни! Достает маузер с прикладом и...

– Как это – маузер с прикладом? – спросила я.

– Ну, деревянная кобура служила прикладом... Да... В Китае в то время пооткрывалось множество банков. Любой мерзавец мог открыть банк, ограбить людей и скрыться... Много было таких случаев. И вот, Джан Цзо-Линь приглашает однажды на банкет десять самых крупных банкиров... Когда он вот так приглашал к себе, люди оставляли дома завещание... Ну, и он им говорит: «Я разрешил вам открыть банки, думал, что будете поступать по справедливости... Вы же, кровососы и подлецы...»