Читать книгу "Золотое рандеву - Алистер Маклин"

Я хрюкнул от болезненного удара, а Каррерас вскрикнул в агонии, когда рукоятка ножа Макдональда плотно уткнулась в его грудную кость. Я выдернул нож и ударил опять. И опять. И опять. После четвертого удара он больше не кричал.

Каррерас умирал тяжело. Он теперь перестал меня молотить, правая рука его обхватила мою шею, и с каждым моим ударом удушающая сила возрастала. И вся эта конвульсивная сила умирающего в агонии человека была приложена к тому месту, по которому меня так неласково огрели мешком с песком. Боль, нестерпимая боль, в глазах вспыхнули и принялись плясать какие-то острые колючие огоньки, шея вот-вот должна была переломиться. Я ударил снова. И тут нож выпал у меня из руки.

Когда я пришел в себя, в висках гулко стучала кровь, голова готова была расколоться, легкие судорожно ловили воздух, которого почему-то было слишком мало. Я задыхался, меня как будто медленно, но верно душили.

Постепенно сообразил, в чем дело. Меня действительно душили, рука мертвеца, застывшая в напряжении, по-прежнему сжимала шею. Без сознания я провалялся не больше минуты. Обеими руками ухватился за его запястье и сумел разорвать это смертельное объятие. Полминуты, а то и больше я лежал, вытянувшись на полу. Сердце в груди стучало, как маятник, широко открытый рот жадно ловил воздух, к горлу подступала тошнота, а какой-то далекий настойчивый голос тихо, но упрямо бубнил где-то в уголке сознания: ты должен встать, ты должен встать.

И вдруг до меня дошло. Я же лежал на дне трюма, а огромные контейнеры продолжали скользить и сталкиваться вокруг меня, влекомые качкой «Кампари».

Встав на колени, порылся в кармане, нашел фонарик Марстона и зажег его. Он все еще работал. Луч упал на Каррераса, и я успел только заметить, что его рубашка залита кровью, прежде чем невольно отвел фонарь. Меня едва не стошнило.

Сьюзен лежала на боку около перегородки. Глаза ее, потускневшие от страха и боли, были открыты.

— Кончено дело, — я с трудом узнал свой голос. — Теперь все, — она кивнула и попыталась улыбнуться. — Вам нельзя здесь оставаться, — продолжал я. — Быстро на ту сторону!

Я встал, подхватил ее под руки и приподнял. Она не сопротивлялась, но неожиданно вскрикнула и обмякла у меня в руках. Но я не дал ей упасть, перенес через перегородку и мягко положил на другой стороне. Она лежала там в луче моего фонаря, на боку, раскинув руки. Левая рука ниже локтя изогнулась под немыслимым углом. Сломана, вне всякого сомнения. Сломана. Когда они с Каррерасом перевалились через перегородку, она, должно быть, оказалась внизу. На руку ее обрушился груз двух падающих тел, и она не выдержала. Тут я ничего поделать не мог. Во всяком случае, сейчас. Я переключился на Тони Каррераса.

Оставлять его там нельзя. Это я понимал прекрасно. Когда Мигель Каррерас узнает об исчезновении сына, он велит обшарить весь «Кампари». Мне необходимо было от него избавиться, но в трюме этого не сделать. Существовало единственное место, где я мог надежно, безвозвратно и без малейшего риска спрятать тело Тони Каррераса — море.

Он весил, по меньшей мере, килограммов восемьдесят. Узкая вертикальная железная лестница была, по меньшей мере, в тридцать футов высотой; я ослаб от потери крови и просто от физического перенапряжения, у меня в наличии имелась всего одна путевая нога, так что я даже не осмеливался и подумать об этой возможности. Если бы только подумал, абсолютная невозможность предстоящего стала бы мне ясна еще перед началом дела.

Подтащив его к трапу, подхватил под мышки и невероятным напряжением сил, дюйм за дюймом, сумел поднять до тех пор, пока его плечи и свисающая набок голова не оказались на одном уровне с моими. Затем резко нагнулся, взвалил его на спину и начал взбираться.

Впервые в эту ночь раскачивающийся «Кампари» стал мне союзником. Когда корабль нырял носом во впадину, кренясь на правый борт, лестница отклонялась от меня градусов на пятнадцать, и я торопливо делал пару бросков вверх. Когда же «Кампари» переваливался на другой борт и лестница нависала надо мной, я мертвой хваткой вцеплялся в нее, ожидая момента для нового броска. Дважды Каррерас едва не соскальзывал у меня со спины, дважды приходилось спускаться на ступеньку в поисках утерянного равновесия. Левую ногу я совсем не использовал, вся нагрузка ложилась на правую. Временами казалось, что мускулы вот-вот лопнут, но постоянная боль в раненой ноге была еще нестерпимей, так что я продолжал лезть. Лез до тех пор, пока не добрался до верха. Еще бы пяток ступенек, и я не выдержал бы.

Перебросив тело через комингс, вылез сам, сел на палубу и сидел, пока пульс стал не чаще двух раз в секунду. После зловония тесного трюма прекрасно ощущать на лице порывы свежего морского ветра и струи дождя. Я зажег фонарик, на всякий случай прикрыв луч света рукой, хотя, конечно, вероятность нахождения кого-нибудь на палубе в такую погоду была ничтожной, и принялся шарить по его карманам, пока не нашел ключа с биркой: «Лазарет». После этого взял Каррераса за воротник и потащил к борту. Через минуту я снова был уже на дне трюма, нашел пистолет Каррераса, сунул его в карман и посмотрел на Сьюзен. Она по-прежнему была без сознания, но это могло только облегчить задачу поднять ее вверх по трапу. Со сломанной рукой сама она лезть не могла, а если она придет в себя, всю обратную дорогу ее будет терзать страшная боль. И все равно она снова потеряет сознание.

После упражнения с телом Каррераса поднять на палубу Сьюзен Бересфорд оказалось сравнительно легко. Я осторожно положил ее на мокрую палубу, поставил на место батенсы и натянул брезент. Я как раз заканчивал, когда скорее почувствовал, чем услышал, что она ворочается.

— Не двигайтесь, — тут же скомандовал я. На верхней палубе мне сразу пришлось повысить голос до крика, чтобы быть услышанным за ревом бури. — У вас сломано предплечье.

— Да, — без удивления, совершенно без удивления. — Тони Каррерас? Вы оставили его…

— Все кончено. Я сказал вам уже, что все кончено.

— Где он?

— За бортом.

— За бортом? — голос ее опять задрожал, и мне это понравилось больше, чем ее странное спокойствие. — Как ему удалось…

— Я пырял его неизвестно сколько раз… Вы что, думаете он самостоятельно поднялся, забрался по лестнице и прыгнул? Простите, Сьюзен. Не знаю, что говорю. Похоже, что я тронулся рассудком. Пошли, старому доктору Марстону давно пора заняться вами.

Я сложил ей руки так, что сломанная рука лежала на здоровой, помог встать и крепко ухватил за здоровую руку, удерживая ее на качающейся палубе. Слепой — поводырь слепого.

Когда мы добрались до первой надстройки, я усадил ее там в некоем подобии укрытия, а сам зашел в кладовку боцмана. Для того, чтобы найти искомое, мне понадобилось всего несколько секунд: два мотка нейлонового троса я бросил в брезентовую сумку, а пеньковый конец потолще повесил на шею. Прикрыл дверь, оставил сумку около Сьюзен, поковылял по предательски скользкой палубе к левому борту и привязал конец к леерной стойке. Подумав, решил не вязать узлов. Макдональд, автор всей этой идеи, был уверен, что в такую дикую погоду никто не заметит такого пустяка, как узел у основания стойки. Да даже и заметь его люди Каррераса, они не моряки и не станут тянуть и осматривать конец. А вот если кто-нибудь перегнется через борт и увидит узлы, у него вполне может возникнуть нездоровое любопытство. Узел на стойке я завязал очень надежно, ибо от него должна была зависеть жизнь весьма важной для меня персоны — моя собственная.