Читать книгу "Бегущая по огням - Евгения Михайлова"

– Так. Или ты перестаешь говорить ужасы и пошлости, или я…

– Ты не уйдешь! Это ужас и пошлость – так меня пугать. И шантаж. Я просто с тобой поделился новостью. А с кем еще мне делиться? Впрочем, это будет интересно половине Москвы. Я просто не успел.

– Только попробуй. Наверняка между ними вообще ничего нет. Ей нужно было с кем-то посоветоваться. Она нам перестала доверять.

– Ничего нет? В тот момент не было. У них не было для этого времени. Они ели, пили и переглядывались. Но сейчас… Настя, если бы я не заметил надвигающийся шквал…

– Понятно. И как ты поступил?

– Ну, как. «И пошли они, солнцем палимы, повторяя: «Суди его Бог… Где же русский мужик не стонал…» В общих чертах – так.

– А ведь здорово, – вдруг мелодично рассмеялась Настя. – И то, что произошло, и то, что ты, как всегда, в каждой бочке – затычка…

– Это комплимент? – Сергей схватил ее и поднял с кресла. – Или что?

– Только не вздумай сказать пошлость. Убью!

– Верю, – скорбно сказал Сергей. – Почему-то сразу поверил. Хотя глаза у тебя добрые… Слушай, пока мама спит… Может, потом поработаем? Чтобы она видела наш трудовой экстаз? А не какой-то другой…

Марина Евгеньевна проснулась, вышла в коридор, сразу поняла, что к Сергею пришла Настя и им пока лучше не мешать. Она приняла душ, приготовила завтрак, прибрала немного. И только потом постучала в дверь комнаты сына.

– Мамочка, сейчас, – радостно проорал Сергей и открыл дверь, запертую изнутри на ключ. Он так не поступал никогда в жизни.

Марина Евгеньевна подавила вздох и вошла к ним, улыбаясь. Настя поздоровалась с ней, но по лицу ее – нежному, более яркому, чем обычно, – прочитать было ничего невозможно. Все такая же загадочная, вся в себе. Сережа уставился преданно. Он за минуту изобразит любое чувство, чтоб развлечь кого-то или порадовать. Артист, что с него взять.

– Вы такие странные, – вдруг вырвалось невольно у Марины Евгеньевны. – Когда у тебя, Сережа, закончится отпуск и ты уедешь к себе… Не знаю, есть ли у вас совместные планы. Но мне хотелось бы, чтобы когда-нибудь мне оставили красивого малыша, похожего на вас, только у меня он не стал бы странным. Это был бы настоящий малыш!

– Ничего себе! – опешил Сергей. – Настя, я ничего не пропустил? У нас никого такого нет? И не появится в ближайшее время какой-нибудь подходящий маме малыш?

– Нет, – серьезно ответила Настя. – Хотя в принципе это бывает.

– Да ты что! – изумился Сергей. – Мама, один вопрос. А почему ты меня не воспитала менее странным? Я даже не подозревал, что кажусь тебе таким.

– Понимаешь, – задумчиво сказала Марина Евгеньевна. – Я, наверное, слишком много времени отдавала ученикам. А ты… Ты страшно доминировал буквально с пеленок. Ты и сейчас непредсказуем и неуправляем.

– И ты хочешь отыграться на моем бедном несуществующем детеныше?

– Да, – печально ответила Марина Евгеньевна. – Я хочу отыграться. Твой отец ушел из жизни, а у меня осталось столько любви. Ты улетел в свою свободу, а я осталась со своей любовью. У меня ее столько, сколько может принять только маленький ребенок… Вам, наверное, непонятно. Но дети рождаются с невероятной потребностью в любви, которая просто гасится временем, окружающими, средой.

– Какой грустный у нас получился разговор, – сказала Настя, посмотрев на Сергея и его маму взглядом «Неизвестной». – Оставшаяся любовь… Невостребованная. И мы действительно странные. Мне очень жаль, Марина Евгеньевна.

– Да бросьте, – сказал Сергей, обнимая маму. – Все у вас печально и неразрешимо. Делов-то. Малыш! Смешно! Да ради бога!

– Ну, какой же он! – рассмеялась Марина Евгеньевна.

– Ужас, – согласилась Настя.

* * *

Марина Евгеньевна вышла из комнаты, сказав, что ждет их к завтраку.

– Может, тебе сбегать за тортом? – спросила Настя. – Чтобы мы казались твоей маме менее странными. Получилось, что мы вдвоем в вашей квартире, а она одна. От этого ей грустно.

– Отличная мысль! И шампанского куплю! Меня взволновали все эти разговоры про малыша, даже захотелось под кровать заглянуть: вдруг он там прячется.

– Купи, – кивнула Настя. – Только сначала я тебе кое-что покажу. Включи компьютер. Я искала по женским порталам. Там бывает самая неожиданная информация, жены делятся тем, что очень удивило бы их мужей. Ну, и, конечно, любят выкладывать снимки мужей, детей, любовников, женихов и так далее… Вот не самый известный, но и не самый захудалый женский форум. Страничка «Чья семья лучше всех?»

– Уже хорошо, – кивнул Сергей.

– Дальше будет еще лучше, – пообещала Настя. – Вот пост с фотографиями дамы с ником Ирэн. Сладкие рассказы о семейных праздниках, поездках, подарках, высказывания мужа и детей. И фото. Вот самое четкое, большое…

– Елки… – воскликнул Сергей. – Не сойти мне с этого места, это ж наш седой и молью траченный!

– Вполне импозантный, самодовольный, дети на него похожи, жена Ирэн, – ухоженная блондинка. Образцовая семья.

– Да, Настя, это большой сюрприз. Конечно, это может оказаться простым сходством, эти люди могут жить в Магадане, но есть что проверить…

– Вряд ли просто сходство. Этот снимок и фото с Олиной бабушкой и Назаровым я сравнивала по фрагментам лица. Смотрела в лупу. Один и тот же человек. У нас только нет фотографии того, кто привозил Олю в больницу. Тот известен по описанию. А живет Ирэн с семьей не в Магадане. Ты не прочел текст. Они живут в Подмосковье, правда, часто путешествуют.

Глава 7

Настя ушла от Сергея немного расстроенной. Они с Сергеем не то чтобы обижают его маму, просто она, Настя, не совсем то, что требуется для понятной семьи, о которой мечтает для своего сына и себя Марина Евгеньевна. И у Сережи запросто могла появиться легкая и открытая женщина и появился бы именно такой малыш, о котором мечтает Марина Евгеньевна. А над Настей висит меч тяжелой генетики, как они с мамой считают. Она все еще съеживается внутренне при слове «семья». Она не плакала у могилы отца, но в своей пожизненной ночной казни после похорон она вела его за руку, беспомощного, доброго и жестокого, из этой жизни в ту. Он ведь хотел своей девочке только счастья, а причинял лишь боль и горе. Так у него получалось. А с мамой у Насти – не семья, как у людей, а что-то вроде фронтового братства. Мама ее всю жизнь выводит из оцепления, прикрывает от шквального огня, мажет йодом раны… Которые Настя вообще-то считает своей собственностью. Она не хочет радикальных вмешательств. Залижет как-нибудь сама, как собака… Но сейчас у них все наоборот. Настя подчинила маму, заставив отдать Инне квартиру. Вряд ли это справедливо по общепринятым нормам: мама покупала эту квартиру на свои деньги… Но эти нормы никогда не подходили Олегу. Насте казалось, что он не очень любит свою гражданскую жену, но он был ей очень благодарен. Он всем был благодарен за то, что его терпят. Ну, он бы так и поступил, если бы квартира принадлежала ему. Да, можно было бы продать ее и поделить деньги. Не так уж мало получилось бы. Даже очень много по их представлениям. Мама, наконец, смогла бы взять отпуск и съездить к Павлу. У них нет машины, ее возит институтская развалюха. «Но это все ужасно, – говорила Настя маме, – продавать, делить, знать, что папе где-то от этого плохо».