Читать книгу "Мир уршада - Виталий Сертаков"

— Я не могу драться с целой армией, — объявила я. — Заклятие невидимости не подействует, у них нюх в десять раз сильнее, чем у человека. Ждите меня, я быстро вернусь…

Я торопилась обратно, к реке, по только что пробитой нами тропе, где папоротники еще не успели разогнуться. Совсем недавно я заподозрила Рахмани, что он подкарауливает нас возле выхода из канала, а оказалось, что он снова оказал мне услугу. Он мог пробить канал гораздо ниже по течению, ниже Шелкового пути, ниже охотничьих угодий народа раджпур. Он сам признавался мне, что в дельте Леопардовой реки, у пустынных городов, есть еще один узел…

Но Рахмани поступил иначе. Он великий хитрец, мой суровый любовник. Я на бегу расстегнула пуговицы на левом рукаве. Там, под затертой кабаньей кожей, на крепком шнурке, обмотанном вокруг плеча, болтались шесть крохотных големов. Этих не надо было растить из глины, они были готовы, но не предназначались для боя. Все, на что были способны крохотные женские фигурки, это донести мою боль и мое отчаяние до Красных волчиц. Я сама их вырезала из легкого дерева Ив, сама выдолбила внутри отверстия и заложила туда свою высохшую месячную кровь. Я накрасила големам губы и ногти на ногах, как принято у женщин раджпура, а вокруг талии каждой из моих дочерей я повязала нитки из своей одежды.

Они долго ждали этого дня. В принципе, можно обойтись и без воды. Голем найдет дорогу к посоху Матери Красной волчицы, но без бегущей воды он будет ползти очень долго. Ему не сумеют причинить вред птицы и голодные звери, его не размочит дождями и не засыпет лавиной. Голем вылезет из любого завала, он не нуждается в воздухе и пище. Остановить его может лишь огонь или… моя смерть. Если я умру, мои посланники моментально превратятся в неуклюжие деревяшки…

Я сделала надрез на пальце. Помимо засохшей, голем нуждался в свежей крови. Я сорвала со шнурка первую фигурку, облизала ее, дважды произнесла заклятие Дороги, капнула на нее кровью из пальца и зашвырнула как можно дальше в реку. То же самое я проделала еще дважды, на всякий случай. Трех штук было вполне достаточно. Последний голем ожил моментально и зашевелился у меня в кулаке, ища выхода, точно огромный жук. Едва угодив в воду, он поплыл с огромной скоростью.

Силы Красной волчицы прибывали.

Я надеялась, что до полудня хотя бы одна из моих деревянных доченек доберется до поляны Трех скамей и до посоха Матери. Я очень хотела на это надеяться…

Не успела я вернуться к дороге, как над лесом сгустились тучи, и закапал дождь. Не прошло и меры песка, как полился бешеный ливень, капли отскакивали от камней, вскипали ручьи, вдоль обочины покрылись рябью настоящие озера.

— Госпожа, позвольте укрыть вас, — Тонг-Тонг стоял наготове со своим мокрым насквозь плащом.

— Ты пролила в реку кровь? — спросила Кеа. — Отсюда слишком далеко. Я не могу почуять твоих Сестер. Но раньше они тут были, даже ночевали на берегу. Мы попытаемся скрыться или будем ждать?

— Будем ждать, бежать нам некуда, — я подумала, что без нюхача рискнула бы нырнуть в реку и преодолеть пороги вплавь. Но Кеа непременно задохнется, а Тонг-Тонг тоже не доплывет. Еще я подумала, что Камень пути важнее, чем нюхач и черный раб. Но что-то помешало мне довести мысль до конца.

— Тогда смените мне листья, — деловито предложила Кеа. — Пока у нас есть время.

Времени у нас оказалось крайне немного. Очень скоро мощеная дорога начала мерно вздрагивать, в ноздри ударил терпкий запах пота, а потом все стихло. Стали слышны лишь дробный стук капель по листьям и хлопки хвостов. Трилистник сомкнулся, они давили плотным строем, но не спешили подбираться вплотную. Тонг-Тонг ворчал, как обложенный собаками, раненый волк. Он еще в силах был ворчать. Нюхача я прикрыла крышкой, а Камень пути на всякий случай закопала под корнями ближайшего широколиственного ясеня. Смешная и нелепая попытка защитить мою счастливую находку…

Они были красивы, дьявольски красивы. Их грудные доспехи и могучие бока покрывали тысячи мелких брызг. Их лоснящаяся шерсть отливала золотом. Их фиолетовые плюмажи гордо возвещали о прибытии хозяев Великой степи.

От линии полуконей, перекрывших дорогу, отделились трое. Двое были потомственными фессальскими телохранителями — гривы собраны в пучки, на лице — закрытый шлем, на груди — бронзовый до-спех почти до земли, на боку у каждого приторочена сарисса двадцати локтей в длину, в левом чудовищном кулаке зажат натянутый арбалет. Их копыта ступали с невероятной мягкостью, точно лапы леопардов, их вытянутые лоснящиеся спины покрывали жесткие попоны с карманами для оружия. Но меня занимал третий центавр — пожилой, худощавый, раза в полтора меньше в объемах, чем его охранники.

Вместо копья на боку он нес позолоченную кифару, струны тихонько пели при каждом его шаге. На правом плече позвякивали сразу три картуша с выбитыми пиктограммами. Кажется, мой новый приятель довольно высоко забрался по лестнице воинских званий. Его грудной доспех тоже был раззолочен и сверху донизу украшен гравировкой со сценами военных битв. Пока центавр разглядывал меня, я разглядывала его ходячий учебник истории. Несколько сюжетов я угадала и даже немного возгордилась.

Битва центавров с сатирами и львами. Битва с лапифами. Сцена примирения с Филиппом, отцом Искандера, и взаимное возложение венков. Исход из Фессалии, основание новых колоний на островах…

И тут я заметила людей. Разрезав строй центавров, на дорогу неторопливо выехали несколько тяжеловооруженных всадников. Отличные кони, чеканка на доспехах, плюмажи из бронзовых листьев на закрытых виотийских шлемах. Я узнала их отличительные знаки, они не менялись со времен моего детства. Это были димахосы из личной охраны диадарха Аристана. Сам начальник конницы благоразумно прятался за спинами своих солдат, не желая подставлять шею под невидимые клинки Красной волчицы. Начальник конницы заметно постарел и, судя по багровому цвету лица, не отказывал себе в ежедневной порции вина. Я вспомнила его, но он не мог меня помнить. Я помнила диадарха, гарцевавшего на белом жеребце перед рядами всадников. Для его небесного взора я была одной из чумазых девчонок, собирательниц пиявок с берегов Леопардовой реки. Позже Аристану довелось сопровождать меня в гости к сатрапу Леониду, он видел мое лицо, но вряд ли запомнил. Мало ли у властителя мира смазливых простушек в каждой провинции?..

Ситуация становилась все интереснее; жаль, что мне некогда было всесторонне ее обдумать. Итак, командующий конницей всей сатрапии не доверяет своему гиппарху, командиру центавров. Очень любопытно, и… очень тревожно. Что происходит во дворце наместника, что происходит в далеких Афинах, где я никогда не была, и что происходит в неизмеримо далеких Фивах, резиденции Леонида? Если македоняне перестанут доверять своим союзникам центаврам, что ждет Великую степь?..

— Мое имя — Поликрит, — словно боевая труба прогудела из прорези шлема. Я разглядела под наносником толстые губы и острый, косящий взгляд, чем-то похожий на взгляд лошади. Думаю, если бы я сообщила Поликриту, что он похож на лошадь, наше общение завершилось бы очень и очень быстро. — Я — первый гиппарх сатрапа Леонида, да прославит его имя трижды великий Дионис!