Читать книгу "...И грянул гром - Фридрих Незнанский"

И еще он вдруг поймал себя на мысли, что думает только о спасении сына Марины и в то же время ему совершенно безразлична судьба Вассала.

Очнулся от голоса Дронова, резко прозвучавшего в тишине:

— Адрес?

Этот вопрос предназначался хозяину квартиры, и тот, окончательно осознавший, что еще можно побороться за свою жизнь, повернулся лицом к «беспредельщику»:

— Чей?

— Ты не крути! — взревел лейтенант. — Адрес, где твои козлы ребят держат?

Шматко перевел глаза на стоявшего перед ним Голованова и вновь облизал языком пересохшие губы:

— А какой мне смысл?.. Смысл какой вам этот адрес давать, ежели вы меня… все равно…

— Адрес, сука! — рявкнул было Дронов, однако Голованов только покосился в его сторону, и тот замолчал, тяжело дыша.

— Адрес — это твой единственный шанс прямо сейчас не сыграть в ящик.

— А потом? — схватился за спасительную соломинку вскинувшийся Шматко.

— А что — потом? — пожал плечами Голованов. — Зачем ты мне «потом» нужен будешь? Лишний груз на себе тащить?

По настороженной тишине, воцарившейся в комнате, можно было понять, что этот продажный мент верит и не верит в неожиданный поворот.

— А где… гарантия где? — с хриплым клекотом в груди выдавил он из себя.

— Гарантия, спрашиваешь, где? — усмехнулся Голованов. — Гарантия — это элементарная логика, если, конечно, ты еще можешь что-либо соображать.

Казалось, что еще секунда — и хозяин квартиры взглядом просверлит его насквозь.

— Я… я хочу понять, в чем гарантия, — упрямо повторил он, не сводя глаз с Голованова.

— Гарантия в том, что никому из нас, — Голованов кивнул на Дронова, — не нужен в городе лишний хипиш. Одно дело, если мы тихо и без лишней крови вытащим отсюда своих ребят, и совершенно иной разворот, если на этой хате найдут зажмуренного мента с биркой на левой ноге и твои же собратья по погонам начнут землю копы-тить, чтобы узнать, какой же это Змей Горыныч осмелился задуть лампадку.

Замолчал и спросил в упор:

— Врубаешься?

Шматко «врубился», однако он не был бы ментом, если бы не задал вполне оправданный вопрос:

— А где гарантия того, что после вашего толковища с Асланом сам же Аслан или его беспредельщики не подвесят меня под потолок?

— Логично, — согласился с ним Голованов. — Однако ты уж сам должен выбрать, прямо сейчас лампадку потушить или все-таки пободаться потом с Асланом, если, конечно, он до утра доживет. В чем я сильно сомневаюсь.

В комнате снова повисла напряженная тишина — и только хлюпало что-то в горле хозяина квартиры.

— Ну? — напомнил о себе Голованов. Шматко молчал, и только бегающий взгляд выдавал его состояние. На помощь ему неожиданно пришел Дронов:

— Тот второй… старший лейтенант, который был с тобой, он в курсе твоих дел?

В глазах Шматко обозначился лучик надежды, и он утвердительно кивнул:

— Да.

— А кто еще из ментов работал на Бая? Шматко перевел взгляд на Голованова, и тот кивком подтвердил его догадку:

— Колись, майор, если хочешь еще немного землю потоптать. На кого-нибудь из них все и спишем.

Шматко очень хотел жить. А тот список, который он надиктовал повеселевшему лейтенанту регионального управления наркополиции, контора которого терпела провал за провалом, когда дело касалось краснохолмской наркоторговли, предсказывал невеселые денечки для местных ментов. Причем от старших офицеров милиции до рядового состава. Даже несмотря на то что мозги майора были отравлены алкоголем, память у него работала безотказно.

Когда он закончил диктовку, которой, казалось, не будет ни конца ни края, его лицо вдруг стало угрюмо-насупленным, и он так же угрюмо произнес:

— Вы обещаете, что это не затронет меня лично?

Голованов покосился на лейтенанта, и тот утвердительно кивнул. То, что азербайджанская наркоторговля восстановит в регионе утраченные позиции, в этом Дронов даже не сомневался, — как говорится, свято место пусто не бывает, и заставить работать на себя столь высокопоставленного осведомителя, каким был майор Шматко, — это удача.

— Живи! — вынес резолюцию Голованов и тут же спросил: — Где твой мобильник?

— В куртке. А что?

— Сейчас позвонишь своему Аслану и спросишь, раскололись ли москвичи. И если они еще живы… короче говоря, можешь считать, что тебе повезло.

— Но ведь, — испуганно сморгнул Шматко, — они ведь…

— Звони!

Дронов снял с хозяина квартиры наручники и, пока тот массировал покрасневшие кисти рук, принес из прихожей мобильник Шматко.

— Звони!

И сделал шаг в сторону, направив ствол шматковского «макарова» в его висок:

— Ну же!

По памяти набрав телефон начальника баевской службы безопасности, Шматко постарался собраться как мог и, когда в мобильнике послышался тяжелый, гортанный голос, негромко произнес, невольно покосившись при этом на темную дырочку ствола его собственного пистолета:

— Аслан? Это я. Не спите еще?

— Узнал. Чего звонишь? — не очень-то учтиво и с явным раздражением в голосе отозвался баевский боевик.

— Как там ваши гости? Не раскололись еще?

— Что, волнуешься?

На лице Шматко дернулся нерв. Чувствовалось, что он не очень-то привык к откровенно хамскому тону со стороны баевских боевиков.

— Мне-то волноваться особо нечего, — повысил он голос. — Это ты должен в первую очередь волноваться. А я… В отличие от тебя, мне нужен результат.

Командир баевских боевиков, судя по всему уже видевший себя на месте прежнего хозяина, видимо, прочувствовал, что слишком рано закусил удила, чтобы помыкать краснохолмским ментом, от которого в какой-то мере будет зависеть его наркобизнес, и уже с миролюбивой ноткой в голосе прокаркал в мобилу:

— Зачем кричишь, дарагой? Работаем. А насчет результата… Будет и результат.

— Помощь нужна?

— Зачем… помощь? Не надо.

— Хорошо, — буркнул Шматко. — Вы все там же? Адресок не меняли?

И снова гортанное:

— Зачем?

Глава шестнадцатая

Вместе с болью, которая пронизывала, казалось, каждую клеточку тела и гудящим набатом отдавалась в голове, возвращалось и сознание. Пока что смутное и рвотно-тошнотное, но все-таки сознание и осознание того, что он еще жив, может открыть глаза и, наверное, двигаться.

Правда, он еще не знал, хорошо это или плохо.

Сначала он даже не мог определить, когда все это было, может быть, даже в какой-нибудь очень далекой жизни, он боялся умереть от тех пыток и побоев, которые пришлось выдержать его измочаленному телу, а потом… потом он бы и хотел умереть, да не мог. И вот теперь…