Читать книгу "Дорогой дневник - Тори Ру"

из них валят пар и дым.

Мама с папой уладили квартирный вопрос без суда и завтра уезжают заниматься оформлением документов. Они тихонько переговариваются о необходимых в дороге вещах, шепчутся и хихикают, а я ощущаю фантомную тоску по искренней и взаимной любви. Это родители сформировали во мне мечту об идеальных отношениях, но для меня она не сбудется уже никогда…

Совсем чуть-чуть — и закончится школа. Я уеду отсюда, буду жить в другом городе.

Но даже там я не склею из осколков новую жизнь.

В гостиной скрипит кресло, шуршит газета, и мама охает:

— Представляешь, Тем, какой ужас. Погиб подросток. Опять «киты», не иначе. Господи, а мальчик-то какой хорошенький, и чего ему не жилось?.. Слушай, а я ведь его видела… Это знакомый Эли, недавно под нашей дверью сидел. Эль?!! Иди-ка сюда! — зовет она, и я в раздражении покидаю наблюдательный пункт.

— Господи, ну мама, опять ты за свое! Ты что-то перепутала.

***

«Не знаю, какой сегодня день, не спрашивайте…

В газете была неправда.

Я каталась на сто сорок пятом автобусе — раз десять проехала вкруговую, пока кондуктор меня не выгнала.

Я видела Бага — он был там, то на задней, то на средней площадке, но, когда я подходила ближе, он терялся в толпе, исчезал…

Баг, хватит меня наказывать. Шутка затягивается. Пожалуйста, появись!

***

Я ходила в репетиционный гараж, но он был закрыт.

Ты точно был внутри, я стучала, но ты не открыл. У меня костяшки в кровь разбиты, Баг. Прекрати! Я сожалею.

***

Я очень сожалею, черт тебя раздери! Придурок!!!»

***

30 июня, пятница, утро

Вырезка из газеты «Город N» от 28 апреля 20… года:

«Минувший четверг омрачился в нашем городе не только возвращением зимы и транспортным коллапсом.

Примерно в 19.40 18-летний молодой человек упал с крыши жилой высотки на улице Герцена, в которой проживал вместе с матерью. Обстоятельства происшествия выясняются.

По данным источника, близкого к семье погибшего, причиной могло послужить обострившееся психическое заболевание».

«Вот так. Ни больше ни меньше.

В тот день Баг пообщался со мной на остановке, сходил на пары, ненадолго заглянул в гараж к ребятам и пошел домой: в последнее время он жил то у Холодоса, то у матери. И никто не заметил в его поведении ничего странного. Никто из нас.

До квартиры он не добрался. Вместо этого поднялся на крышу и…

Об этом мне коротко рассказал Лось, когда я встретила ребят, всех четверых, возле Политеха.

Остальные трое больше не хотят общаться: Яна кричала в лицо, что Баг сделал это из-за меня. Лада молчала. Ваня тоже отвернулся и не сказал ни слова.

…Наверное, перед тем как шагнуть в пустоту, Баг долго стоял на крыше, смотрел в темное небо и думал.

О чем?

Я бы на его месте думала о людях, сделавших мою жизнь разменной монетой в своих интересах, полностью наплевав на мои. Я бы ненавидела их и упивалась мыслью, что этим поступком причиню им невыносимую боль.

Но Баг так думать не мог, он был чистым. Он был ошибкой.

В одну из ночей мне приснилось, будто я сломала систему и в кои-то веки оказалась с ним рядом именно тогда, когда была ему нужна. Баг, раскинув руки, стоял на краю нашей крыши. Он оглянулся и светло улыбнулся мне:

— Эльф! Как думаешь, теперь я могу полетать?

После этого у меня больше не было ни одного сна.

Насчет статьи… Там бред, конечно. Только источник, близкий к семье Бага, мог сказать, что у него было психическое заболевание.

У него винтиков в голове не хватало, это да. Но он не был больным.

Или был?

Эй, Баг, каким ты был?

В день похорон я нашла себя в пригороде, на конечной остановке неизвестного маршрута, без копейки денег. Я не помнила, что делаю там. С утра я прекрасно осознавала, чтó в этот день будет происходить, но не знала где. Да и кто бы позволил мне с ним попрощаться? Я села в случайный автобус, и боль отключилась, но дальше нить воспоминаний теряется. Боль отключила и разум.

Да, пусть тогда, у Политеха, разговора с ребятами не получилось, но вчера Лось догнал меня на улице и со словами: “Как бы там ни было — вот…”, быстро сунул в руку бумажку с новым адресом Бага.

Координаты места на кладбище.

А я…

Завтра у меня поезд.

На трюмо в ожидании томятся два билета до соседнего города, где я сдам документы в приемную комиссию одного из вузов, с помощью мамы выберу мебель и шторы и тоже буду обживаться на новом месте.

Как хорошая правильная девочка, которой ни черта не светит.

План такой.

Я оставляю этот город позади. На мне очки в синей оправе, клетчатая рубашка и конверсы.

За спиной рюкзак с фотоальбомом, на коленях — футляр с флейтой.

В окошке кадрами яркого мультфильма сменяются летние пейзажи.

Все, моя станция.

Я иду к тебе в гости.

Я сто лет тебя не видела, я зверски скучала по тебе, мой парень…»

***

Тихо и торжественно ступаю по улицам огромного безмолвного города с тысячью лиц и дат. Лось дал мне верные координаты, потому что я уже вижу тебя, и твое лицо слишком напряжено и серьезно.

— Ну, привет, Ковалев Евгений Александрович… — Я вхожу в раскрытую калитку, роняю задницу на теплую землю и растерянно бубню: — Не твое это. Уж лучше бы ты оставался Багом.

Расстегиваю рюкзак, извлекаю всеми забытый альбом и вытягиваю из прозрачного кармашка фото, где ты смеешься.

— Вот тут ты круто выглядишь. Ты настоящий. Я оставлю это здесь, чтобы и другие вспомнили… Ладно? — Протягиваю руку и подсовываю небольшое фото под косую черную ленточку у рамки. — Я, собственно, что хотела-то… Хотела сыграть для тебя. Только для тебя, как ты однажды просил. Но, чур, не «Девушку с волосами цвета льна» — думаю, ты тоже от нее не в восторге. Лучше Грига сбацаю, «Песню Сольвейг»[22]. Про вечную невесту, ха-ха.

Открываю футляр с флейтой, и солнечный блик от нее ложится на твое лицо. Набираю в грудь побольше воздуха и играю. Я очень стараюсь. Стараюсь только для тебя, так что заткнись и слушай.

Помнишь, как мы впервые столкнулись в автобусе? А как впервые поцеловались? А как проводили бурные ночи? Как пили, смеялись и были счастливы, помнишь? Я помню. Я никогда этого не забуду…

Произведение слишком депрессивное