Читать книгу "Начальник милиции – 2 - Рафаэль Дамиров"

не говорите. Задолбала…

— Ну, говорите уже, — вздохнул я.

Пытался говорить строго, но не стращать. Да елки-палки, я ж не школьный учитель у доски!

— Ну там это… Такое дело, японский банан… в общем, я сказал ей, что мотор у меня украли, а сам — а сам хотел его продать.

— Зачем?

— Да достала она меня, сена накоси, рыбы налови, дров привези…

— А при чем тут мотор?

— Как при чем? — махнул рукой на реку псвевдопотерпевший. — Сенокос-то за рекой, дрова тоже с того берега вожу. Ну, сетку там ставлю.

— Значит, чтобы вас не заставляли работать, вы вот так решили от мотора избавиться?

— Ну да… япон-батон. А что? Хорошо же придумал? А?

Он оглядел мужиков

— И следы запутал, — продолжал я размышлять вслух, — протоптал кирзачами ложную дорожку в сторону грунтовки, дошел до травы, развернулся и сюда пришел. Так?

Именно так петлял Мухтар, добросовестно выполняя свою задачу.

— Всё так… — сокрушался теперь Ткачук. — Сколько там штрафу мене за ложный вызов припишите?

— Врёшь ты все, Ткачук… Опять врёшь. У тебя вон еще второй двигатель лежит, — я кивнул на полку под навесом.

Там лежало что-то громоздкое. Накрытое брезентом, по очертаниям вполне напоминавшее лодочный мотор.

— Да он неисправен. Это я старый, на запчасти храню.

Я подошел к полке и сдернул брезентуху.

— Неисправен, говоришь? — торжествующе я отступил немного вбок, открывая обзор на почти новый движок. — Ну-ну… Товарищи понятые, прошу подойти. Моторы воровал Ткачук, а потом инсценировал кражу у самого себя, чтобы отвести подозрения, вот и вы ведь уже говорили, что подозревали его даже. Так? Почему? — обратился я к человеку с бамбуком.

— Карася мне за ворот! — воскликнул рыбак и, бросив удочку, подскочил к новенькому «Вихрю». — Так это же мой Вихрюша! Мой мотор, мой! Ах ты, окунь ершивый! — повернулся он к тому месту, где только что стоял Ткачук. — Да я тебя!..

Но Ткачука уже не было. Бочком-бочком он нырнул за какую-то безразмерную занавеску.

Да что у него тут? В его постройках потеряться можно.

Глава 19

Ткачук смылся, вернее, отчаянно попытался. Я поднял грязную занавеску, куда он нырнул, и сказал громкое «фас».

Я вовсе не садист, но поймал себя на мысли, что обожаю отдавать Мухтару такую команду. Ткачук-то, тем более, заслужил…

Пёс ринулся за беглецом, и уже через несколько секунд послышались истошные вопли. Дичь поймана, а я хмыкнул, что от Розарио Агро ещё никто не уходил…

Мы поспешил на крики, Мухтар выволок подозреваемого из какого-то закоулка среди сараев и валял его по траве, не давая встать. Не то чтобы грыз, так, обозначил. Умный пёс, понимал, что людей можно «есть», только если хозяину, потерпевшим или ему самому грозит от них опасность. Тут же скорее была игра с «мышкой». С большой орущей мышкой в резиновых сапогах и рыбацком плаще.

— Уберите собаку! Уберите! А-а!!! — вопил Ткачук. — Я все расскажу, все! Уберите!..

— Фу! Ко мне! — крикнул я.

Пёс нехотя отпустил «мышку» и с немного виноватым видом подвалил ко мне, виляя не только хвостом, но и всем телом. Уши чуть прижал, глаза в землю смотрят, мол, извини, хозяин, если переборщил, давненько так не веселился и не играл…

Но я не считал, что он переборщил. Подумаешь, извалял крысу, которая у своих же тырила и ещё задвигала мне тут про то, что они как одна семья, какие все родные в околотке. Поэтому я похвалил Мухтара, погладил и сунул конфетку. Теперь-то я знал, что сладкое собакам нельзя, но другого лакомства не было, иногда правилами можно пренебречь. А награду пёс заслужил.

— Молодец, хорошо, молодец! — трепал я его по холке, пока тот с сияющей мордой жевал честно заработанную конфету.

Собаки любят похвалу, как и люди. Обратная связь от хозяина им очень важна.

— Забирай и пакуй, — кивнул я на покусанного жулика, обращаясь к Трубецкому. — А мы пока опишем похищенное…

Я подошел к оперативнику ближе и тихо добавил:

— Антошенька, надеюсь, ты разговоришь его за всю серию краж, а не только за сегодняшнюю заяву. Столько темнух с отдела снимем.

— Без собачников как-нибудь разберемся, — пробурчал тот, явно недовольный тем, что кинолог раскрыл преступление, а теперь еще и указывает, что делать. Ему — старшему инспектору.

Оперативник сгреб Ткачука и повел в машину. Я вернулся к следаку на берег и обрадовал его, что теперь осмотр надо делать еще и в усадьбе, а после, выписав санкцию у прокурора, и обыск жилища не мешало бы провести. Наворовано там много, наверное. Судя по хитрой морде, вряд ли Ткачук одним движком ограничился.

Голенищев поначалу дернулся, усом пошевелил нервно, как таракан, которого на кухне под сковородкой застукали. Он ведь тоже не привык от кинологов всяких указания получать, но потом, вспомнив, что я все-таки из бывших следаков, сухо кивнул и плотно сжал губы. Такое ощущение, что в душе он меня тихо ненавидит, по крайней мере — недолюбливает точно. Пирожки от Аглаи никак не может простить или что-то ещё? Я аккуратно окинул его вопросительным взглядом. Что его не устраивает? Не враждовать сейчас нам всем надо, а объединяться. Не понимает товарищ следователь нависшей над отделом угрозы и всей серьезности ситуации.

— Авдей Денисович, — проговорил я, когда никто не слышал нас, потому что мы стояли чуть в отдалении, на бережке. — Ты не думай, я тебя не учу, мне, как говорится, за «державу» обидно.

— За какую державу? — повел он бровями, они вообще удивительно подвижные у него, почище усов.

— Ты же мужик неглупый, — произнёс я уверенно, хотя это момент спорный, ну да ладно, — сам подумай, что может с нашим отделом статься, если полугодие в очередной раз завалим.

— Не в первый раз уже, — отмахнулся тот. — Ну, снимут Кулебякина, а нам взысканий напихают по самое не хочу. Выговор не триппер, носить можно. Что уж теперь?

— Взыскания? И все, думаешь?

— Ну, премии лишат, может, путевку зажилят, нам не привыкать…

— И скажи мне, дорогой товарищ лейтенант, и долго ты привыкать собираешься?

— Слушай, Морозов, говори уже прямо, куда клонишь? У меня столько писанины тут…

— Авдей, — серьезно проговорил я. — Если скажу прямо —