Читать книгу "Холодное Сердце Казановы - Л. Дж. Шэн"

С тех пор как умер мой дедушка. А это было так давно, что я едва помню его лицо. Единственное, что я помню о том периоде, — это то, что я не был таким хреновым. Наверное, цитата Майи Анжелоу была правдой. Ты забываешь, что люди говорят или делают, но всегда помнишь, что они заставили тебя почувствовать.

Даффи заставила меня почувствовать, что меня видят, и я прожил свое существование, будучи парнем, который незаметно и безотчетно появляется и исчезает из жизни людей.

Пошатываясь, я добрался до дивана с запиской, которую все еще держал в руке. Все в ней, начиная с того, что она была заламинирована, и заканчивая тем, как она закончила ее своим прозвищем, вызывало во мне чувства. Гнев, восторг, волнение, страх, смелость, и это лишь неполный список.

Я и понятия не имел, каково это — быть любимым. Быть важным для кого-то. История моего происхождения — происхождения моего деда — была моим самым важным достоянием. Все, что я знал о наших отношениях, я узнал благодаря адвокату по наследству. Когда мне исполнилось восемнадцать и я стал наследником всего его состояния, то встретился с ним, и он заполнил пробелы в моем детстве.

Если бы не этот случайный адвокат, с которым я познакомился в восемнадцать лет в Сан-Франциско, когда мне сообщили, что я официально стал миллиардером, я бы не узнал о дедушке. О Шотландии. О том, что моя мать была сбежавшим подростком, которого больше заботил член, который она объезжала, чем ее младенец-сын (если вам интересно, я до сих пор горюю по этому поводу).

Я почувствовал, что у меня горят глаза. Я был опасно близок к тому, чтобы пролить слезу. Я никогда раньше не плакал. Мне не нравились все эти первые ощущения, которые я начинал испытывать под крышей Даффи Маркхэм.

У тебя нет чувств. У тебя просто лихорадка, — продолжал мой внутренний голос, на этот раз гораздо громче. Вставай и убирайся из этого места. Сходи в музей. В кино.

Это был будний день, и Даффи, скорее всего, весь день была на улице, бегая между собеседованиями. Ее жажда выжить настораживала меня. Вся ее жизнь была спланирована вокруг поиска хорошей работы, партнера, который мог бы ее обеспечивать, и возможности продвинуться по карьерной лестнице. Она не была амбициозной. Она была напугана. Прошлый опыт оставил у нее шрамы. Она была голодна, даже когда ее желудок был полон. Я никогда не узнаю, каково это.

Я заскочил в душ, надел одежду и спустился вниз. Когда я шел к метро, на мой телефон пришло письмо от Эммета. Подробности о задании в тюрьме. Я остановился перед закусочной, чтобы быстро ответить ему. Подняв глаза, я заметил Чарли в окне закусочной. Он сидел в одной из кабинок в одиночестве, хмуро глядя в чашку с кофе.

Он выглядел как трафаретная версия самого себя. Впалые щеки, кожа цвета колотого льда. Как я не заметил этого вчера, когда столкнулся с ним в коридоре? Но ответ был очевиден — я был слишком занят тем, что переживал из-за своих несуществующих отношений с фальшивой женой.

Он меня не видел. Я мог бы искупить свою вину за то, что вчера отмахнулся от него. Зайти внутрь. Угостить его едой. Спросить, все ли в порядке.

Привязаться к нему.

Дело было в том, что я уже испытывал всевозможные эмоции по отношению к женщине, с которой жил. О том, чтобы добавить еще одного человека, о котором нужно было беспокоиться, не могло быть и речи. Я уже терял контроль над своей самой главной чертой характера — одиночеством.

С тяжелым вздохом и здоровой дозой ненависти к себе я развернулся и продолжил свой путь к метро.

Чарли нуждался в помощи.

Но оказание ее ему могло стоить мне моих принципов.

18

ДАФФИ

Мне удалось избегать своего новоиспеченного мужа целых два дня после нашей свадьбы.

В первый же вечер я позвонила подруге из Кембриджа, которая теперь работала в юридической фирме на Манхэттене, и предложила выпить по стаканчику. Лаура пыталась догнать меня уже несколько лет, с тех пор как переехала в Штаты. Я всегда уклонялась от ее попыток. Би Джей ненавидел ее с тех пор, как ее поймали за употреблением кокаина в кампусе Кембриджа на полпути к получению диплома юриста. После этого она тихо перевелась в Дарем, но часто наведывалась туда, чтобы повидаться с приятелями.

После пяти бутылок водки с содой и сплетен, в ходе которых Лаура ввела меня в курс дела обо всех скандалах, которые затевали выпускники нашего года за океаном, я призналась, что вышла замуж за американца по визе, что он меня поцеловал и что теперь я не могу вернуться в нашу общую квартиру из страха, что оттопырю ему ногу.

Лаура отнеслась к этому с пониманием, и, когда она поняла, что меня не удастся уговорить переспать с ним ("Но Би Джей находится в Непале! И, позволь добавить, полный болван, который не стоит твоей преданности"), она разрешила мне переночевать у нее.

Две ночи я спала на ее диване, пока Лора не решила поставить на место свою (на каблуках) ногу.

— Послушай, подружка, я люблю тебя до безумия, но я также хочу вернуть свое личное пространство. Пришло время тебе уйти. — Она положила руку на талию, стоя посреди своей гостиной, на фоне горизонта Манхэттена через окно от пола до потолка.

— О! — простонала я, зарываясь поглубже под пуховые одеяла на ее диване. — Ты должна была стать моей опорой.

— Ты бросила меня и нашу дружбу ради парня по имени Би Джей, — напомнила она мне, ткнув пальцем в мою сторону. — Ты не заслуживаешь ни поддержки, ни системы. Не говоря уже о том, что я делаю тебе одолжение. Я заставляю тебя посмотреть правде в музыку.

— О, но музыка-то никудышная. — Я отбросила от себя одеяло и встала. — Музыка… это… Оливии Родриго — плохая.

— Ты не только что распевала Оливию Родриго под моей крышей. — Лаура подняла указательный палец. — Эта женщина написала мою любимую песню о расставании. Я слушаю ее каждый раз, когда бросаю парня. То есть несколько раз в неделю. — Она направилась к своей кухне, которая была абсолютно белой и… ну, существовала. Это не мой жалкий прилавок с микроволновкой и одной конфоркой. — В любом случае, брак не одноразовый. Ты не Ким Кардашьян, дорогая.

— Он даже не написал мне ни одного сообщения с тех пор, как сбежал с нашей