Читать книгу "Основы человечности для чайников - Екатерина Владимировна Шашкова"

не будет.

Людвиг поднялся. Хотел быстро, но получилось с трудом и как-то неловко, будто бетонные ступеньки качались на речных волнах.

– Вы всю силу из-за меня выжгли, – сочувственно протянул Тимур, пристраиваясь рядом.

Кажется, он надеялся подхватить Людвига, если тот начнет падать.

Наивный!

Во-первых, падать Людвиг не планировал. А во-вторых, вряд ли этот дохляк смог бы его удержать.

– Даже не надейся, не всю. И вообще, я быстро восстанавливаюсь. Просто перепил малость и не спал, вот одно на другое и наложилось.

– Извините.

– Так, прекращай! Уж в том, что я не выспался, твоей вины точно нет.

– Вы могли бы сейчас к девушке своей пойти и… ну… продолжить не высыпаться. А я все испортил.

– Да мы бы просто вырубились, и хорошо, если дойдя до кровати. А похмелье вместо романтического пробуждения – так себе удовольствие. Так что пусть Наська сначала протрезвеет, а там уже и встретиться можно. И последний раз повторяю: прекращай выкать, бесит!

– Извините… – Людвиг зарычал раньше, чем Тимур произнес последний слог. Он не пытался быть грозным или издавать настоящий волчий рык, но мальчишка все равно вздрогнул и отшатнулся. – Прости, больше не буду.

– Так-то лучше!

Идти становилось все легче. Энергия действительно восстанавливалась быстро, а физическая активность успокаивала нервы и прочищала голову намного лучше коньяка или бесцельного сидения на ступеньках.

– Рассказывай, Тимур Игоревич. – Людвиг слегка тронул мальчишку за плечо. – Чего тебя на мост-то понесло?

– Да просто… так получилось…

– Плохой ответ.

– Какой есть.

С откровенностью у парня явно было не очень. И с актерскими данными тоже.

Сам Людвиг давно бы соврал что-нибудь условно убедительное: поспорил с друзьями, ходил во сне, пытался впечатлить девушку, прятал бриллиантовое колье, случайно найденное в подъезде… Да тысячи вариантов! Но Тимур врать не умел, а говорить правду не хотел, поэтому только втянул голову в плечи, нахмурился и пошел дальше с видом «Если игнорировать это, оно меня не тронет».

Неведомое «это», может, и не тронуло бы, но Людвиг считал, что обязан знать все. На правах спасителя, старшего товарища и ответственного (иногда) человека.

– Давай так: ты рассказываешь все как есть, а я помогаю тебе с этим справиться. Идет?

– Не идет. Вы…

– Р-р-р…

– Ты. Ты понятия не имеешь, с чем придется справляться. И никак не сможешь мне помочь.

– И кого я должен убить, чтобы доказать, что ты неправ: твоих родителей или одноклассников?

– Родители-то при чем?

– Значит, все-таки одноклассники?

– Ну… – Это было очень многозначительное «ну». Одновременно «Ну ладно, так уж и быть, твоя взяла!», и «Как ты догадался?», и «Все равно ты ничем мне не поможешь», и «Спаси меня, пожалуйста», и «Я не знаю, что сказать».

– Ну? – уточнил Людвиг.

– Я не знаю, чего они от меня хотят. Что бы я ни сделал, все равно стану посмешищем. Хорошо ответил у доски – выпендриваюсь, плохо ответил – дурак, и надо ржать над каждым моим словом. В детстве за очки дразнили. Я уже год как на линзы перешел, а они все равно дразнят – теперь спрашивают, где я очки потерял. Из-за мамы тоже смеются. Она такая, знаешь… Хорошая, но очень уж трясется надо мной. До сих пор пытается из школы встречать. Я говорю, что не надо, но она уверяет, что ей не сложно. А дело же не в том, что ей сложно, а в том, что мне четырнадцать лет, я сам могу до дома добраться, не надо меня за ручку держать. Папа тоже… Ты же его видел?

– Видел, но не особо запомнил. Вроде обычный человек, адекватный.

– С посторонними – да, адекватный. А с семьей он… как бы сказать… – Тимур уставился на ближайший рекламный баннер, словно пытаясь вычитать на нем нужное слово. – Очень экономный.

– То есть жадный?

– Не знаю. Наверное. Он раньше очень бедно жил, потом скопил немножко, попытался в бизнес податься, но прогорел, остался весь в долгах. Это в девяностые было, к нам какие-то братки постоянно ходили, денег требовали. Угрожали, как-то раз даже избили его. Говорили, что со мной или с мамой что-нибудь сделают, если он долг не отдаст. И он все продал: машину, квартиру, мебель. Хорошо, родственники пустили у них перекантоваться, ну и подкармливали немного… Ладно, это давно было. Сейчас нормально. Хорошо даже. У него опять бизнес, стройки эти, сделки. Серьезно, каждая из квартир, которые он продает, стоит больше, чем все, что у нас есть, а мы живем в двухкомнатной хрущевке с аварийным балконом. Он так и продолжает на всем экономить. Зачем новые джинсы, если старые еще можно носить? Зачем идти в парикмахерскую, пусть мать пострижет. Если в школе скидываются на что-то, он никогда не сдает, даже на подарки. Нам на Новый год раньше всему классу дарили одинаковые подарки – а мне нет. Потому что папа считал, что это роскошь. Я и без подарка могу, ты не подумай. Но остальным-то не объяснишь… Они реально думают, что я совсем странный. Придурочный какой-то. И без мобильника.

– У меня в твоем возрасте тоже мобильника не было, – брякнул Людвиг, хотя прекрасно понимал, что это весьма сомнительное утешение.

– Когда ты был в моем возрасте, мобильников вообще не было, – отбил Тимур. – Ладно, я… Я не жалуюсь. Почему я вообще тебе все это рассказываю?

– Потому что я спросил. И потому что я обаятельный.

– Это адреналин, – сам себе объяснил мальчишка, – точнее, отходняк после адреналина. Надо выговориться.

– И это тоже. Но я правда обаятельный. А одноклассники твои – придурки. Школу сменить не пробовал?

– Папа сказал, чтобы я не говорил ерунды и доучивался в этой. А мама с ним никогда не спорит.

Значит, все-таки дело в родителях.

Людвиг не был особым знатоком семейной психологии, да и любой другой психологии тоже, но давно уяснил: если у ребенка проблемы, виноваты почти всегда родители. Иногда они вредят неосознанно, как, видимо, матушка Тимура, которая, натерпевшись в девяностые угроз и насмотревшись на разборки, теперь готова водить взрослого сына в школу за ручку. Иногда вполне сознательно, как этот. Вот уж кто мог диссертацию написать на тему: «Испорть ребенку детство и полюбуйся на последствия».

А с другой стороны, что Людвиг делал бы без этого? Работал егерем в соседнем лесу? Чинил тракторы в фермерском хозяйстве? Кресло в захолустной полиции просиживал, как герр Штайн? И ночами выл на луну от тоски, потому что разве же это жизнь?!

– А нормальных друзей у тебя совсем нет?

– Есть Динка. Но это другое.

– Девушка твоя?

– Нет, соседка. – Тимур не соврал, но все равно почему-то покраснел. – Да ты ее, наверное, знаешь, она тоже из ваших, волчица, но помельче тебя, рыжая такая.

Рыжую волчицу Людвиг действительно знал. Он знал даже двух, но фрау Вальд осталась в Германии, да и с чего бы Тимуру краснеть при ее упоминании? А местная девочка и вправду