Читать книгу "Потерянные сокровища - Кирсти Мэннинг"

— Ма! Это неприлично! Я даже не попрощалась.

— А теперь послушай меня, мисс, — мать придвинулась так близко, что Эсси обдало запахом джина. — Этот красавчик в палевом костюме и остроносых ботинках не для таких, как ты.

Эсси обдало жаром.

— Но, ма…

— Эти зеленые глаза навлекут на тебя неприятности, — мать пихнула Эсси в плечо. — Ты понимаешь меня?

— Но, ма, он же любит…

— Он любит то, что у тебя под подолом, Эсси, — Клементина дернула Эсси за юбку для наглядности, затем достала из кармана фартука маленькую бутылочку.

Трясущимися руками она скрутила крышку, сделала один глоток и вздохнула с облегчением.

Когда мать снова заговорила, голос звучал уже мягче.

— Не глупи, дитя. Знаешь, что говорят: морской ветер меняется реже, чем мысли у слабого мужика. А он слабак, девка. Эти горящие глаза и новый костюм вмиг исчезнут, как только ты дашь ему то, чего он просит.

Эсси почувствовала, как у нее зарделись щеки от негодования и унижения. Мать ошибалась. Сегодня было…

Закрыв глаза, Эсси вспомнила, как пальцы Эдварда ласкали ее обнаженные плечи, снимали лиф, расстегивали платье, пока он целовал ее спину.

Эсси затрепетала. То, что было между ними, это нечто особенное. Как ее мать могла понять такое? Бедность превратила некогда прекрасного человека Клементину Мёрфи в сломленную пьяницу. Но Эсси докажет матери, что судьбу можно изменить. Надежда восторжествует.

Глава 22

Кейт

Париж, наши дни

Кейт находилась в мастерской дома Картье, которая располагалась на верхнем этаже здания барона Османа на Рю-де-ла-Пэ в Париже. Она подошла к огромному окну, залитому солнечным светом, и посмотрела вниз. Вдоль улицы — и справа, и слева — тянулись роскошные ювелирные магазины и модные бутики. Легкий ветерок волновал элегантно оформленные навесы над парадными входами в магазины. Окна и балконы этажами выше были украшены однотипными ящиками-кашпо с красными и розовыми цветами.

Кейт улыбнулась увиденному и почувствовала, как у нее сосет под ложечкой. Она перекусила слоеным круассаном, отщипывая по кусочку из бумажного пакетика, во время своего марш-броска от метро «Опера», и теперь жалела, что не приехала немного пораньше, чтобы посидеть за мраморным столиком в одном из уличных кафе. Попивая посредственный парижский кофе, она бы колебалась над выбором между незатейливым круассаном с малиновым джемом и более изысканным миндальным круассаном с тягучей франжипановой начинкой.

В мастерской пахло кожей, металлом и слегка дымом. Кейт взяла за правило бывать здесь хотя бы раз в год. Для нее это был способ приобщиться к вдохновению и энергетике лучших ювелиров мира и возможность отдать должное всем профессионалам, через чьи искусные руки проходили прекрасные образцы ювелирного мастерства. И каждый раз она заново поражалась предельной отточенности их ремесла, но вместе с тем и дерзости их творческого воображения и фантазии, от которых просто захватывало дух.

Вдоль стен мастерской были расставлены цветовые палитры и флаконы с разноцветными кристаллами. Дюжина мужчин и женщин прильнули к своим микроскопам, орудуя кисточками настолько тонкими, что ими без труда можно было разрисовать рисовое зернышко. Рабочие столы были завалены лупами, миниатюрными молоточками и наковальнями, а на коленях мастеров были расстелены традиционные замшевые салфетки, которые служили отличными собирателями мельчайших кусочков серебра, золота и платины. Граверы с помощью штихелей с алмазными наконечниками вырезали узоры на золотых заготовках колец и циферблатах для часов. Рядом ученики по эмалевому искусству измельчали стекло в порошок массивными пестиками в металлических ступках, чтобы потом, добавив в порошок воды, приготовить эмалевую пасту.

— Доктор Кирби, рада снова видеть вас, — поприветствовала Кейт мадам Парсонс, мастер по эмали.

— А мне всегда приятно побывать в вашей мастерской, — ответила Кейт и пожалела, что не уложила свои лохмы перед встречей с этой галльской «Анной Винтур» с ее строгим каре, шелковой блузкой и облегающей юбкой-карандаш.

— Вот здесь у меня иллюстрации, — сразу перешла к делу мастер. — Мы посылали вам фотографии, которые будут напечатаны в каталоге, иллюстрирующие ваше эссе, но я рада, что вы нашли время, чтобы взглянуть на оригиналы. Ведь это так важно — почувствовать руку художника. Все начинается с фантазии одного человека.

Следующие полчаса они обсуждали дизайн изощренного бриллиантового ожерелья, нарисованного цветной гуашью в различных ракурсах, с подробной проработкой каждой детали, с примерами, как бриллианты будут смотреться на шее человека и как будут сверкать.

— Оно должно быть выставлено в галерее!

— В этом ожерелье более трех тысяч бриллиантов. Больше, чем в изготовленном в 1928 году по заказу Махараджи Патиалы.

Кейт подсчитала, что на изготовление такого ожерелья уйдет не меньше четырех лет, чтобы произвести огранку каждого бриллианта, изготовить каркас, собрать все воедино и отполировать.

— Четыре года на одно ожерелье!

— И скорее всего, его никогда не будут носить на публике, — глаза мастера таинственно блеснули, но она никогда не позволит себе неосторожность раскрыть имя заказчика.

А вот Кейт не смогла удержаться от соблазна погадать… может, это один из ближневосточных шейхов, французская содержанка или доткомовский миллиардер?

— Я хотела спросить, не найдется у вас несколько минут взглянуть на фото экспонатов из чипсайдской коллекции? — спросила Кейт.

Она достала телефон и продемонстрировала мадам Парсонс фотографии Маркуса с финифтевыми ожерельями и золотыми пуговицами.

— Господи! — вырвалось у мадам Парсонс. — Я хотела увидеть их с тех пор, как маленькой девочкой помогала отцу в его мастерской смешивать краски и убираться.

Кейт показала еще несколько крупных планов изумрудных часов и помандера и перешла к шляпной заколке в виде саламандры.

— Посмотрите на эту саламандру — ее спина усеяна изумрудами, а брюшко покрыто эмалью, похожей на мех.

— Эта саламандра, — мадам постучала ноготком по экрану, — просто требует, чтобы ты о ней рассказала. Мы создаем определенный рисунок из эмалей разных цветов… ну, как этот мех, к примеру, а эмаль, как ты знаешь, это толченое стекло. Но как отделить один цвет от другого, еще не придумали. Тут в дело вступает огонь. Мы помещаем украшение в печь и разогреваем до восьмисот градусов, но мы до конца не знаем, что там получится. Это риск, — она замолчала и пожала плечами.

— В этом даже есть какая-то ирония, учитывая, что по старым легендам считалось, будто саламандра может выходить живой из огня, — сказала Кейт.

— Вот именно! — подхватила мадам. — А подумайте, сколько народу пережила эта самая саламандра за все эти годы гражданских войн, эпидемий чумы и Великого пожара. Сам Лондон был разрушен, сожжен и разбомблен. Видите, как сошла эмаль с ее лапок. Я думаю, она бы вообще не сохранилась за эти четыреста лет, если бы не была зарыта. Золото бы переплавили, а камни использовали для чего-нибудь другого, разве нет?