Читать книгу "Ты знала - Эшли Одрейн"

Утром она обнаружила Джета в прачечной, он играл с острым лезвием и пытался порезать им свои джинсы.

– Это твое?

– Что-что? – Я возвращалась домой из бассейна: ходила в раздевалку посмотреть на кафель, вспомнить Сэма. Меня так удивил звонок Джеммы, что я не сразу поняла, о чем она.

– Это лезвие из твоего дома?

Лезвие от резака, которое я вытащила у Фокса из жестянки. Я спрятала одно в ящике комода и много лет не вспоминала о нем.

Вайолет. Она приходила ко мне в комнату за лезвием. Ей откуда-то стало известно, что оно там.

– Непонятно, откуда еще оно могло взяться. Фокс не держит их в доме. Вайолет говорит, у тебя в подвале хранятся его инструменты. Наверное, лезвие завалилось среди ее вещей, когда ты стирала.

– Не может такого быть. – Я представила, как Вайолет дает лезвие Джету и уходит. Меня бросило в жар.

– Надо лучше смотреть за вещами, Блайт. Вайолет могла пораниться.

В голосе Джеммы слышалось раздражение. Прежде она жалела меня, а теперь недолюбливает.

Джемма повесила трубку. Выругавшись сквозь зубы, я поспешила домой. Сбросив ботинки, побежала к себе в комнату, вытащила из ящика комода шелковый шарф. Лезвие пропало.

Глава 79

После этого случая я перестала спать. Когда все-таки удавалось заснуть, мне снился Сэм. Один за другим падали на пол его отрезанные пальчики, а он кричал и извивался у меня на руках. Не знаю, кто их отрезал, наверное, Вайолет. А потом его пальцы оказывались у меня во рту, я катала их языком по небу, жевала, словно мармеладки…

Сны были настолько реальны, что после пробуждения я бежала в ванную и сплевывала в раковину, ожидая увидеть кровь.

В следующем месяце Вайолет приехала снова. На этот раз мы вели себя более сдержанно, менее любезно. Ей было известно, что Джемма звонила. Мне было известно, что она взяла лезвие. Я так и не определилась, стоит ли поговорить об этом прямо. Недосып лишил меня последних сил. Не хотелось вспоминать об этом случае.

Я решила спустить все на тормозах, но однажды Вайолет явилась ко мне, когда я обрабатывала отбеливателем коврик в ванной, и, указав на знак «Токсично», спросила:

– Если выпить из этой бутылки, то умрешь? – И добавила: – Зачем ты держишь дома такую опасную вещь?

– А почему ты спрашиваешь?

Вайолет пожала плечами. Ей не требовался ответ. Она вышла из ванной, позвонила тебе и попросила забрать ее пораньше. По спине пробежал холодок – знакомый, внушающий ужас. Такое со мной уже было, и я еле выжила.

Я завинтила крышку отбеливателя, поставила бутылку в хозяйственный шкаф, где хранятся чистящие средства, и запомнила, что лежит на полке.

Я набирала номер Джеммы снова и снова. Сердце бухало в груди, как барабан. Она перезвонила только вечером.

Я сообщила ей о том, как Вайолет расспрашивала меня о яде и о пропавшем лезвии.

Мне тревожно за тебя и твою семью, сказала я. Мне страшно за Джета. Вам следует по-другому взглянуть на ситуацию. У Вайолет есть прошлое. Сердцем чую: жди беды.

Я положила голову на стол, ожидая ответа. У меня не было желания думать о Вайолет. Мне хотелось, чтобы она стала чужой проблемой, чужим страхом.

Некоторое время Джемма молчала, а потом ровным голосом произнесла:

– Вайолет не толкала Сэма, Блайт. Знаю, ты считаешь ее виноватой, но она ни при чем. Ты видишь то, чего не было.

Джемма повесила трубку. Раздался звон ключей – он пришел, чтобы остаться на ночь. Я позвала его в кухню и сбросила одежду. Мы трахались на столе; он приподнимал мои дряблые, высосанные досуха груди, словно представляя, какими они были когда-то.

Глава 80

Я много лет собиралась сходить на тот перекресток.

У меня не было особой причины идти туда и в то же время не было причин не ходить. Все равно как внезапное желание выбраться в субботу в кино. Почему бы и нет? Но каждый раз я находила себе другое занятие – например, навести порядок в ванной или разобрать продукты в буфете.

В тот день, о котором я хочу рассказать, все было иначе. По ночам меня терзала бессонница, а днем я бесцельно бродила по дому. В солонке закончилась соль, часы безнадежно отстали, на полке скопилась стопка рекламных проспектов, которые давно пора выбросить. В ушах снова и снова звучал голос Джеммы. Она говорила так, словно знала то, чего не знаю я. Почему ты в этом уверена? – хотелось крикнуть в телефонную трубку. Тебе-то откуда знать?

Тем не менее благодаря ей я впервые задумалась – а вдруг в ее словах есть доля правды? Иногда я просыпалась по утрам и первым делом воскрешала в памяти события того дня, чтобы убедиться, что воспоминания не стерлись.

Можно было и прогуляться, однако если ехать на машине, тогда казалось, что перекресток находится достаточно далеко, как раз настолько, насколько нужно. Я неторопливо объехала район несколько раз. Припарковалась за квартал. Посидела с закрытыми глазами, откинув голову на подголовник.

Потом вышла из машины и направилась туда.

Наконец я очутилась перед кофейней «У Джо». Вместо выцветшей щербатой вывески появилась новая. Я положила руку на грудь, проверяя, чувствуется ли сквозь пуховик биение сердца. Каждый удар причинял боль.

Я собралась с силами, обернулась и взглянула на перекресток.

Он показался мне совсем не таким, как я его помнила. Чем один перекресток отличается от другого? На потрескавшемся линялом асфальте прочерчены гудроновые вены, светоотражающая разметка обозначает пешеходный переход, которым люди все равно не пользуются. Светофоры покачиваются от ветра, пиликает звуковой сигнал «переход разрешен», рокочут машины.

Я оглядела проезжую часть в поисках следов крови или обломков, потом вспомнила – с тех пор миновало две тысячи четыреста сорок два долгих пустых дня. Дождавшись, когда загорится зеленый свет, вышла на дорогу, присела на корточки в том месте, где мой сын покинул меня, – в центре правого ряда, в нескольких метрах от пешеходного перехода. Провела ладонью по асфальту, прижала ее к холодной щеке.

Я представила, как коляска выкатывается на проезжую часть. Меня удивило, что рядом с тротуаром нет водосточного желоба, который мне всякий раз приходилось преодолевать, – а ведь я так ясно его помнила. В месте перехода бетонные плиты плавно вливались в асфальт – раньше этот спуск не казался мне таким ровным. Я достала из кармана губную помаду, положила на землю – блестящий цилиндрик без всяких затруднений докатился до середины дороги, мелькнул под брюхом машины и исчез из виду. Случайный прохожий замедлил шаг, пытаясь понять, что я делаю. Я отвернулась, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Я снова мысленно воспроизвела, как все было. Это ведь было. Точно было.

Вдруг кто-то пихнул меня под локоть. Вокруг сновали люди, несущие контейнеры с едой: наступило время обеденного перерыва. Я почувствовала себя невидимкой среди человеческих особей, живущих настоящей жизнью: у них есть работа, они проводят деловые встречи, их ждут дома. Хотелось крикнуть: Будьте вы прокляты! Мой сын погиб на этом самом месте, а вы ходите здесь каждый день как ни в чем не бывало! Несколько минут назад мое сердце готово было вырваться из груди, а теперь замерло тяжелым безжизненным комком. Внутри клокотала бессильная ярость.