Читать книгу "Босиком по краю моря - Наталия Миронина"

– О чем ты? – не поняла Женя.

– Ну, как? Я вспомнил наш разговор тогда, в той самой маленькой гостинице у Серебряного Бора. Разговор про детей. Ты тогда еще сказала, что не хочешь их иметь. Что жизнь женщины, мужчины и вообще семьи полноценна и без детей.

– Да, когда-то я так говорила…

– Вот я помню, что-то возражал тебе. Но так, что-то не очень существенное. Но по существу я с тобой совершенно согласен. Ведь ты, как я понимаю, собираешься эту, – Суржиков замялся, – эту, так сказать, проблему решить?

Пчелинцева от неожиданности уронила бутерброд с маслом.

– Я? Проблему? – переспросила она.

– Ну да, – кивнул Суржиков, сделал глоток кофе и добавил: – Ты же не собираешься рожать?

– Ах да… Верно. Помню разговор… Конечно, конечно… аборт. – Женя подняла с пола хлеб, вытерла салфеткой масло. – Я пошла собираться. У тебя же поезд скоро, не опоздать бы на вокзал.

Сама по себе

«Вся моя жизнь теперь – это вокзалы, проводы и встречи», – думала Женя, наблюдая, как Суржиков пробирается по вагону к своему купе. Поезд уйдет через пару минут, и Пчелинцева была безумно этому рада. Напряжение не покидало ее, изо всех сил она улыбалась, что-то говорила, о чем-то напоминала. Суржиков был спокойно весел – тем своим полувопросом-полуутверждением он как бы «закрыл» тему. В ушах Жени до сих пор звучал его голос: «Ты же собираешься решить эту, так сказать, проблему?» Пчелинцеву подташнивало, причиной была беременность, но сейчас ей казалось, что дело в реакции на его поведение.

Поезд тронулся, покатил тихо, как бы на ощупь. Вадим появился у окна, помахал Жене, послал воздушный поцелуй. Пчелинцева махнула в ответ и быстро пошла к автобусу. Ей хотелось как можно быстрее оказаться дома.

Дома пахло тем же парфюмом. Женя в ярости сорвала с постели белье, зачем-то скомкала кухонные полотенца, сняла с себя одежду и запихала все это в стиральную машину. Потом она приняла душ и переоделась в чистое белье. «На море!» – сказала она сама себе, раскрыла шкаф, достала оттуда свободный вельветовый сарафан. Она любила его носить с тонкой кружевной блузкой и грубыми ботинками. Сейчас ей вполне подошли футболка и свободная ветровка, на ноги она надела старые кеды. Женя не взяла с собой сумку, в руках был только ключ от дома.

На берегу было темно и холодно. Людей не видно, только далеко, высоко на дюне, кто-то развел огонь. Женя, проваливаясь во влажном песке, подошла к кромке воды. Волна была почти невидимой, но ноги ощутили мокрый холод. Женя стояла, прислушиваясь к звукам. Их было мало – только волны, тихий свист ветра и шум деревьев на дюнах. «Господи, но что же делать?» – вздохнула Женя. Она сама не знала, к чему относился это вопрос – к беременности, к отношениям с Суржиковым, к работе, на которую ездить будет вскоре сложно или к неизбежному объяснению с родителями. Похоже, она думала обо всем и ни о чем. Женя оглянулась – дюны и берег казались сине-черными, небо фиолетовым, а вода невидимой. Пчелинцева скинула кеды и вошла в воду. Она, наверное, замерзла, пока стояла, потому что вода ей показалось теплой. Женя подоткнула подол сарафана и шла все дальше и дальше. «В этом море даже утопиться невозможно», – усмехнулась она, – мель за мелью». И впрямь, только что вода была ей по колено, но теперь стала по щиколотку, потом по бедро, и вновь по колено… Она шла по воде и теперь не чувствовала холода. Только чем дальше, тем ветер становился сильнее. Вода ей дошла до груди, когда она почувствовала, что немеет нога. Женя остановилась, постаралась пошевелить пальцами, но не смогла. Ступить на ногу – тоже. Наклониться было невозможно, пришлось бы с головой окунуться в ледяную воду. Она постаралась напрячь пальцы – так избавляются от судорог. Но ничего не вышло – нога не слушалась. Женя запрыгала на одной ноге, стараясь повернуть к берегу. Два прыжка были удачными, третий – нет. Она упала.

Вода вдруг показалась ледяной, одна нога так же не слушалась, и сарафан, намокнув, стал необыкновенно тяжелым. Плыть она не могла, ползти по дну было невозможным – накрывало с головой. Женя отчаянно работал руками, стараясь добраться до ближайшей мели. Но то ли волна поднялась, то ли сил уже не было, то ли от холода все онемело, только Женя оставалась почти на месте. Пчелинцеву охватил ужас. Она не хотела так кончать жизнь. Она вообще не хотела умирать, в особенности сейчас и таким образом. Она ведь просто бездумно шла по воде, чтобы успокоиться, забыть разговор с Вадимом, смыть с себя эту историю и оставить только то, что было уже ей дорого. Оставить будущее, в котором обязательно будет ребенок. А теперь… теперь, даже если она и выживет, неизвестно, чем это все закончится… Женя постаралась встать на ноги, вернее, на одну ногу, выпрямилась и закричала. Кричала она так, что голос сорвался, перешел на хрип. «Идиотка! Ах, какая я идиотка!» – думала она, срывая с себя тяжеленный мокрый сарафан. Она всеми силами старалась сохранить равновесие и пробраться поближе к мелководью. «Господи, утонуть на двух метрах! Это же скверный анекдот, – сказал она себе, – это пошло. Особенно в моем положении. Не дай бог кто-нибудь узнает!» Почему-то эта мысль о гибели в таких ничтожных обстоятельствах ей показалась забавной. И даже не страшной. Она как бы отрезвила Женю. «До берега рукой подать, до ближайшей отмели – еще ближе! Что это я паникую так?» – сказала она сама себе. Женя осторожно продолжала двигаться и вот уже скоро очутилась на мели. Даже в ночной темноте эта песчаная выпуклость казалась светлой. Женя уселась на мелководье, стала растирать ноги. Она царапала себя, щипала, мяла, она оттягивала на себя носок, и потихоньку онемение прошло, а боль в икроножной мышце превратилась в разливающееся тепло. «Боже мой! наконец-то…» Женя поднялась и теперь уже почти бегом бросилась к берегу. Это приличное расстояние она преодолела почти молниеносно. Также быстро она добежала до дома. Там она сбросила с себя ледяную одежду и кинулась в душ. Но согреться ей не удалось – боль внизу живота и в области поясницы заставила ее скрючиться. «Мамочки», – прошептала Женя и набрала номер «Скорой помощи».

* * *

В палате их было трое. Но соседки, веселые тетки, пропадали все время на улице. Осень по-прежнему радовала теплом.

– Не волнуйся, немного оклемаешься, тоже гулять будешь. Воздух тебе полезен, но сейчас главное – выздороветь, – говорили соседки, оставляя ее одну. Женя и без них все это знала – врач не раз читала ей длинные лекции про то, как должна себя вести беременная.

– Такое впечатление, что мне двадцать лет, а не почти тридцать.

– Поэтому и объясняю. Вы, тридцатилетние, ведете себя так, словно все уже знаете. Вы и впрямь уже умные, но знаете не все.

– Хорошо, – соглашалась Женя и внимательно слушала бесконечные наставления.

Ситуация Пчелинцевой была сложной – в тот вечер «Скорая помощь» увезла ее с острой болью в области живота, но уже через несколько часов у нее поднялась температура и диагностировали тяжелейшее воспаление легких. Она была с температурой сорок двое суток. От нее не отходили, но антибиотики ей все же не давали. Как сказала все та же врач, «будем спасать дедовскими способами». Спасали и спасли. Через две с половиной недели она смогла самостоятельно встать. Но вот пройти по больничному коридору самостоятельно она еще не могла. Из одноместной палаты ее перевели в эту, четырехместную. Тут было солнечно, имелся большой балкон, выходящий в больничный сад. Женя лежала и наблюдала, как опадает последняя листва и шпарит, забыв обо всем, слепящее солнце. Про перспективы врач осторожно молчала. Вернее, была аккуратна в прогнозах.