Читать книгу "Будь у меня твое лицо - Фрэнсис Ча"

– Это еще что. Знаете, сколько раз в этом году моя свекровь была у нас дома в наше отсутствие? Только потому, что купила нам жилье, она считает его своим. Стоит ей узнать, что нас нет, она тут же подскакивает, приносит любимую еду сыночка, ставит в холодильник и начинает лазить повсюду! На днях свекровь осуждающе спросила меня, пользуюсь ли я противозачаточными таблетками, потому что, должно быть, видела их в моей ванной комнате! И даже сменить замки нельзя: будет такая волна дерьма, что я могу остаться на улице.

Я просто сижу, кивая с сочувствием и симпатией. А в голове проносятся теплые мысли о муже и его очень кстати умершей матушке.

Но если бы я знала наши долгосрочные жилищные перспективы, то променяла бы мертвую маму на живую и при деньгах. До свадьбы я почему-то была уверена, что раз у будущего мужа стабильная работа в одном из самых крупных конгломератов страны, дохода будет хватать. Мы бы подкопили и через пару лет купили квартиру – разве не все так поступают? Я и не подозревала, что его месячная зарплата – всего три миллиона вон. Ну, точнее, мне и в голову не приходило, что три миллиона вон – это так мало. Чем дольше мы женаты, тем больше мне кажется, что наша банковская книжка ссыхается всякий раз, когда я достаю ее из ящика.

Знаю: собственное жилье – заоблачная мечта. Но каждый месяц я стараюсь сэкономить хоть немного, делая все возможное, чтобы кто-то угостил нас едой. Вдобавок к туалетной бумаге я стала приносить домой губки и средство для мытья посуды с офисной кухни. Жаль, нет способа перепродать канцелярку: у нас уже накопилась целая гора хороших ручек.

* * *

Как ни противно признавать это, в одном мой супруг прав: скоро придется сообщить на работе о своем положении, если я хочу уйти в декрет. Надеюсь, мне дадут побольше времени, хотя, я слышала, по истечении года отпуск не оплачивается. Но это слухи, их придется проверить. Однако наш отдел кадров печально известен длинными языками, и, если мой непосредственный начальник узнает, что кадровикам я рассказала раньше, чем ей… от одной мысли колени подкашиваются.

Я забеспокоилась об этом с момента, как появилась надежда, что ребенок родится. Но как обсудить подобное с озлобленной незамужней начальницей-трудоголиком? Я боюсь ее реакции. Вдруг она скажет, что оплачивать декретный отпуск нелепо? В ее-то жизни такого может и не случиться. «Нет, нет и еще раз нет. Как можно платить тебе, если ты не работаешь, в то время как другие трудятся вдвое больше? А ты будешь играть с ребенком дома? Из-за особ вроде тебя многие компании и не желают брать на работу женщин. Поэтому женщина всегда позади. Будь ты мужчиной, сколько дней отпуска по уходу за ребенком тебе бы понадобилось? Правильно: ни одного». А потом, когда я во славу феминизма выйду на работу, она сделает все возможное, чтобы понизить меня в должности. Если я попытаюсь уйти, скажем, до обеда, она соберет всю ярость и нацелит на меня, словно паяльную лампу. Я знаю ее тактики. Я знаю ее едкий характер. Если бы она не была такой бешеной сучкой, мне было бы даже жаль ее. Но вместо этого ненависть тяжелым камнем сидит в моей груди и каждый день опускается все ниже, в живот.

Моя единственная надежда – Бора-сонбэ. Она совсем недавно перевелась к нам; я знаю о ней немного, но у нее есть сын трех-четырех лет. Интересно, ее начальник из другого отдела была добрее мисс Чун? Чувствовала ли она страх, когда сообщала о декретном отпуске? Я решаю поговорить с ней за обедом. Лучшее время, чтобы лакомиться самыми волнующими деталями чужой личной жизни.

* * *

На часах без пяти двенадцать, все на этаже одновременно поднимаются и идут к лифту. Мы нажимаем кнопку «вниз» и пропускаем четыре забитые кабины, прежде чем, двадцать минут спустя, добираемся наконец до лобби. Каждый день одно и то же, каждый день я спрашиваю себя, почему бы мне не встать на двадцать минут раньше остальных и не сообщить, что я вернусь также на двадцать минут раньше. Уверена: каждый думает так же. Но никто не решается поступить подобным образом, кроме начальника департамента Ли.

Вот мы в лобби, и вдруг я осознаю свою ошибку. Сегодня мы обедаем в «Сан Туна»[40]. Там подают сашими и тунца – худшее, что может случиться во время беременности. Мне стоило бы остаться в офисе и съесть рамен на рабочем месте. Я мысленно даю себе пинок, вспомнив, что еще шесть недель назад отказалась от полуфабрикатов. Я могла бы притвориться, что мне позвонили по срочному делу, и уйти, вот только наш шеф Чо сегодня угощает всех в честь свадьбы, и у нас ушло три месяца на планы и перепланировки, чтобы собраться всей командой. Было бы грубо сейчас сбежать. Ему бы пришлось платить за одного человека, и, возможно, он был бы даже доволен, но еще несколько недель показушно бы пыхтел. Оно того не стоит.

Совершив несколько стратегических маневров, я оказываюсь в самом дальнем конце стола напротив Боры-сонбэ. Надеюсь, мой отказ есть тунца никто не заметит. Я делаю вид, что с удовольствием налегаю на панчхан[41], и прошу принести еще.

– Итак, каково быть женатым? Здорово? – из вежливости бросает кто-то.

С горделивым видом шеф Чо отвечает:

– Конечно, приятно возвращаться домой, где каждый вечер тебя ждет горячий ужин. Всем советую.

– Вам лучше поторопиться, если вы хотите детей, – добавляет мистер Джум. – С возрастом все сложнее бегать за ними. Спина болит.

Коллеги на другом конце стола заводят разговор про возраст, на сколько лет кто себя ощущает, про боли и болячки, которые их одолевают. Беседа обещает отклониться от темы детей, поэтому я быстро спрашиваю:

– А вы, Бора-сонбэ, планируете еще детей?

Рот коллеги забит тунцом, и от яростного качания головой она чуть не задыхается.

– Вы смеетесь? – громко спрашивает она, привлекая всеобщее внимание. – С меня одного ребенка хватит.

Шеф Чо, который старше Боры минимум на три года, начинает кудахтать:

– Знаете, как говорят? Трудно, когда они маленькие, но со временем они становятся вашей самой большой ценностью. Лично я хочу троих. – Он лучезарно улыбается. – А вы, молодежь, вам бы лучше поторапливаться. Не ждите, как я. Я уже сожалею.

На противоположном конце стола мисс Чун терзает палочками своего тунца.

– Ребенок похож на сточную яму для денег, – говорит Бора. – Чем больше в нее бросаешь, тем шире она становится.

Все смеются. По интонации Боры кажется, что она шутит. Она может позволить себе говорить о деньгах в таком духе: у нее их много. Ее муж – адвокат, а свекр – известный медик в Синчоне.

– Почему? – Я стараюсь придать голосу нотки любопытства. – Почему на ребенка нужно столько денег?

Знаю, что коляски сто́ят, словно самолеты, а когда ребенок идет в начальную школу, приходится платить за внеклассные занятия и репетиторство, и счет растет в геометрической прогрессии. Затем начинается колледж. Но почему на трехлетку нужно столько денег – вопрос за гранью моей фантазии. Возможно, коллега имеет в виду все будущие траты? Или покупает ребенку экстракт женьшеня и серебряные ложки? Детский сад оплачивает государство, и я слышала, что за рождение ребенка полагаются ежемесячные выплаты, поскольку страна заинтересована в росте населения.