Читать книгу "Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг"

— Покедова, мистер Крыс! — сказал Дад и тщательноприцелился.

Ба-бах. Крыса повалилась и задергалась.

Дад подошел к ней и пнул тяжелым рабочим башмаком. Крысанесильно тяпнула кожаный ботинок зубами, бока едва заметно раздувались иопадали.

— Сволочь, — мягко сказал Дад и раздавил крысе голову.

Он присел на корточки, посмотрел на нее и обнаружил, чтодумает про Рути Крокетт, которая ходит без лифчика. Когда она надеваетоблегающий свитер на пуговках, то отчетливо видны маленькие соски, встающиеторчком от трения о шерстяную ткань, и, если сумеешь добраться до этих сисек исовсем немного потискаешь — помните, совсем немного — шлюшка вроде Рути в двасчета кончит.

Дад взял крысу за хвост и раскачал наподобие маятника.

— А пришлось бы тебе по вкусу найти в своем пенале старинумистера Крыса?

Непреднамеренная двусмысленность такой идеи развеселила его,и он визгливо хихикнул, а странно скособоченная голова задергалась и закивала.Зашвырнув крысу он краем глаза уловил высокий, чрезвычайно тонкий силуэт шагахв пятидесяти справа.

Дад вытер ладони о зеленые штаны и, подняв руки над головой,широким шагом двинулся к этому силуэту.

— Свалка закрыта, мистер.

Человек повернулся к нему. В красном свечении умирающегопламени обозначилось скуластое задумчивое лицо. В белых волосах — прядистальной проседи, придающие лицу странную возмужалость, шевелюра откинута назадс высокого воскового лба, как у пианистов-педиков. Глаза ловили и удерживаликрасное свечение углей, отчего казались налитыми кровью.

— Да? — вежливо спросил мужчина. В безукоризненном выговорезвучал некий слабый акцент. Этот тип мог быть лягушатником, а может — немцемили венгром. — Я пришел посмотреть на пламя. Это так красиво.

— Да, — согласился Дад. — Вы тутошний?

— Да, я недавно поселился в вашем прелестном городке. Многокрыс застрелили?

— Да уж не одну. В последнее время тут расплодились миллионыэтих сучат. Слышьте, вы не тот малый, что прибрал дом Марстена, а?

— Хищники, — сказал мужчина и заложил руки за спину. Дад судивлением отметил, что субъект этот выряжен в костюм с жилеткой и всем прочим.— Обожаю ночных хищников. Крыс… сов… волков. Тут в округе есть волки?

— Не-е, — ответил Дад. — Пару лет назад один мужик изловилкойота в Дорхэме. И есть еще стая диких псов, которые гоняют оленей…

— Псы, — сказал мужчина и сделал презрительный жест. —Низкие твари, которые при звуке чужих шагов съеживаются от страха и принимаютсявыть. Годятся только на то, чтобы скулить да пресмыкаться. Выпустить им всемкишки, вот что я вам скажу. Выпустить им всем кишки!

— Ну, так я никогда об них не думал, — отозвался Дад,неуклюже отступая на шаг. — Всегда приятно, коли есть с кем выйти… но знаете,треп трепом, а...

— Несомненно.

Тем не менее незнакомец вовсе не собирался уходить. Дадподумал, что всех обскакал. Весь город гадает, кто стоит за тем типом,Стрейкером, а Дад первый узнал это… ну, может, после Ларри Крокетта, но тот —мужик с головой. Когда Дад в следующий раз приедет в город за патронами кДжорджу Миддлеру, у которого на роже вечно написано «глядите, какой яправильный!», он как бы между прочим обронит: «Познакомился на днях с этимновым малым. С кем? Да ты знаешь. С тем, что взял дом Марстена. Довольноприятный. По разговору вроде из немцев-венгерцев».

— А привидения в вашем старом доме водятся? — спросил он,поскольку старикан и не думал уходить.

— Привидения! — старикан улыбнулся, и в этой улыбке былочто-то весьма тревожное. Так могла бы улыбаться барракуда. — Нет, никакихпривидений.

На последнем слове он сделал легкое ударение, словно наверхумогло водиться что-то похуже.

— Ну… уже делается поздно, да вообще… вам взаправду пора ужедвигать, мистер…

— Но с вами так приятно беседовать, — сказал старикан, впервый раз поворачиваясь к Даду анфас и заглядывая ему в глаза. Его собственныеглаза оказались широко расставленными и еще сохраняли каемку угрюмого огнясвалки. От них никак нельзя было оторваться, хоть глазеть и невежливо. —Ничего, если мы поговорим еще немножко, а?

— По мне, так ничего, — голос Дада прозвучал откуда-тоиздалека. Глаза, в которые он смотрел, ширились, росли, пока не превратились вокаймленные пламенем темные ямы — ямы, куда можно свалиться и утонуть…

— Благодарю вас, — сказал старикан. — Скажите… горбпричиняет вам неудобство при работе?

— Нет, — откликнулся Дад, по-прежнему как бы издалека. Онвяло подумал: «Хрен мне в жопу, коли дед меня не гипнотизирует. Навроде тогомалого с Топшэмской ярмарки… как его бишь? Мистера Мефисто. Тот усыпит, да изаставляет проделывать какие хочешь смешные штуки — вести себя, будто тыцыпленок, или носиться по-собачьи, или рассказывать, что случилось на днерождения, когда тебе было шесть. Загипнотизировал старину Реджи Сойера.Гос-споди, как же мы хохотали…»

— А может, горб неудобен вам в других отношениях?

— Нет… ну… — Дад зачарованно глядел незнакомцу в глаза.

— Ну, ну, — деликатно пустился тот в уговоры. — Мы жедрузья, разве не так? Поговорите со мной, расскажите…

— Ну… девушки… понимаете, девушки…

— Конечно, — успокоил Дада старикан. — Девушки смеются надвами, правда? Они ничего не знают о вашей мужественности. О силе.

— Верно, — прошептал Дад. — Смеются. Она смеется.

— Кто это «она»?

— Рути Крокетт. Она… она… — Мысль улетела прочь. Дад непрепятствовал. Потеряло значение все, кроме покоя. Прохладного, полного покоя.

— Что же, она подтрунивает над вами? Хихикает украдкой?Пихает подружек в бок, если вы идете мимо?

— Да…

— Но вы хотите ее, — настаивал голос. — Разве не так?

— О, да…

— Вы получите ее, я уверен.

В этом было что-то… приятное. Где-то вдалеке Даду слышалисьприятные голоса, выпевающие грязные слова. Серебряный перезвон… белые лица…голос Рути Крокетт. Дад просто видел, как она прикрывает ладошками грудки, и тевыпирают из острого мыса выреза спелыми белоснежными полушариями. Она шепчет:«Поцелуй их, Дад… Укуси их… Пососи…» Ему казалось, что он тонет. Тонет вокаймленных красным глазах старика. Незнакомец приблизился. Дад все понял иприветствовал это, а когда пришла боль, она оказалась драгоценной как серебро инеподвижно-зеленой, как вода в темных глубинах.