Читать книгу "Душа так просится к тебе - Анастасия Туманова"

Ты гори-гори, моя лучина,

Догорю с тобой и я…

Владимир долго стоял на пороге, рассматривая разгромленный зал, перевернутые столы, усталых цыган и строгое, ничуть не опечаленное лицо хозяина, Фрола Григорьича Осетрова, по морщинам на лбу которого можно было безошибочно определить: ресторатор вовсю подсчитывает убыток и решает, с чего завтра начинать ремонт. Но песня кончилась, в дальнем углу, где не горели лампы, шевельнулось что-то мохнатое, огромное, хриплым голосом потребовало: «Снова то ж!» — и Черменский увидел Федора.

Владимир узнал Мартемьянова сразу, хотя они не встречались четыре года, первый купец Костромы за это время не изменился. Все таким же осталось его жесткое, некрасивое, словно вырезанное из темного дерева лицо, такими же черными, курчавыми и встрепанными, как просмоленная пакля, были его волосы и короткая борода, все так же недоверчиво, недобро и упорно смотрели из-под сросшихся бровей блестящие, совсем, казалось, не пьяные глаза. Но когда мужчины встретились взглядами и Мартемьянов с заметным усилием поднялся из-за стола, Черменский убедился: пьян очень сильно и непостижимым образом держится на ногах. Впрочем, купец и прежде был довольно крепок во хмелю.

— Здравствуй, Владимир Дмитрич, — хрипло и спокойно, ничуть не удивленно сказал он.

Владимир увидел у него на лбу длинную, сочащуюся кровью царапину: наверное, чиркнуло разбившимся стеклом.

— Здравствуй и ты.

— Выпьешь?

— Не откажусь.

Не сводя друг с друга глаз, они опустились за стол, на котором, кроме полупустой бутылки водки, пачки денег, револьвера, тарелки с солеными огурцами и стакана, ничего не было.

— Стакан мне! — прорычал в сторону Мартемьянов, и тут же половой, метнувшись, угодливо поставил на стол чистую рюмку.

— Вот и свиделись, что ли, Владимир Дмитрич? — негромко спросил через стол купец, и Черменскому снова показалось, что Федор почти не пьян. — Ну, за встречу! Эй, вы там, жареные, повеселей что-нибудь!

Цыгане послушно затянули «Матушку-сударушку». Мартемьянов, как воду, вытянул полный стакан водки, откусил огурец. Довольно долго молчал, глядя в разбитое окно на падающие хлопья снега. Черменский ждал. Сердце в груди колотилось как бешеное. Он чувствовал, что застывший в двух шагах у стены Северьян ищет его взгляда, пытаясь определить план действий, но не поворачивался к другу, поскольку плана никакого не придумал.

— Видишь, стало быть, все-таки по-моему вышло, Владимир Дмитрич? — не отворачиваясь от окна, произнес Мартемьянов.

Черменский поставил пустую рюмку на стол. Помолчав, согласился:

— Стало быть, так.

— Ты меня обдурить тогда попробовал… мол, утопилась она… Что, не вышло?

— Не вышло, — снова согласился Владимир.

— Четвертый год ведь она со мной. И прочь идти не желает, хоть, бог свидетель, веревками я ее не вязал.

— Знаю.

— Жениться вот на ней думаю к Пасхе.

— Женись, Федор Пантелеич, бог в помощь, — ровным голосом отозвался Владимир, и Северьян, хорошо знавший, чем может обернуться это спокойствие, медленно отлепился от стены и приблизился.

— А, и ты здесь, недобитый? — не поворачиваясь к нему, проговорил Мартемьянов. — Что — жив покуда, конокрад?

— Твоими молитвами, — почти весело ответил Северьян. — Владимир Дмитрич, ты меня, конечно, можешь и не слушать, только я вот тебе так скажу…

— Замолчи! — дружно повернувшись к нему, крикнули Черменский и Мартемьянов.

— Я тебе так скажу, — нахально, словно не услышав, продолжил Северьян. — Что, коли человек со своей бабой ладом живет да еще жениться собирается, он неделями по девкам и кабакам не шляется, водку не жрет, окна в приличном заведении не крушит! Брешешь, Федор Пантелеич, ни черта у тебя там хорошего нет! И ни в жисть наша с Дмитричем Софья Николавна за тебя не выйдет, хоть ты ее озолоти! Да еще…

Закончить он не успел: бутылка водки со стола полетела прямо ему в голову, и, не будь у Северьяна великолепной реакции, ему тут же пришел бы конец. Но Северьян успел отклониться, и бутылка под дружный вопль цыганок и проснувшихся проституток разбилась о стену, осыпав пол осколками. Мартемьянов, зарычав, вскочил из-за стола, и Северьян с готовностью метнулся купцу навстречу, но Черменский удержал друга:

— Уймись. Он пьян. Назад, говорят тебе!

Северьян с огромной неохотой подчинился, ворча сквозь зубы, как гончая собака, которую насильно отводят от волчьей норы. В это время звонкий голос с порога залы восхищенно провозгласил: «Боже мой, вот так Шипка!», и Черменский понял, что наконец-то появилась Ирэн.

— Действительно, бесподобно, — заявила она, подходя вплотную к столу. — Северьян, почему у тебя шерсть дыбом, что тут еще случилось? Господин купец, это вы так разнесли Осетрову его заведение? Имеется весомый повод? Вы намерены оплачивать убытки? Вам известно, что полиция уже вызвана?

— Это еще что такое? — удивился Мартемьянов, глядя на стоящую возле стола и беззастенчиво рассматривающую его черноволосую стриженую девушку с папиросой в углу губ и в мужском макинтоше.

Ирэн мило улыбнулась в ответ, взяла со стола револьвер купца и, размахнувшись, швырнула в окно. Мартемьянов с некоторым уважением покачал головой. Вопросительно взглянул на Черменского.

— Это Ирина Станиславовна Кречетовская, — пояснил Владимир. — Сотрудник «Московского листка», моя… — Он запнулся на мгновение, не зная, как отрекомендовать Ирэн, и та непринужденно подсказала:

— Его любовница.

— Вона как, — без улыбки заметил Мартемьянов. — А жениться, стало быть, не желает?

— Да, не имеет таких намерений, — пожала плечами Ирэн. — И я, признаться, тоже, карьера моя к замужеству не располагает.

— Куда как хорошо устроился-то, Владимир Дмитрич! — глядя на смеющуюся Ирэн, покачал лохматой головой Мартемьянов. — На что ж тебе еще и Софью мою до такой компании?

— Не помню, чтобы я об этом говорил. — Владимир почувствовал, как от бешенства сводит скулы. Рука Северьяна уже лежала на его плече, и голос друга нашептывал в ухо: «Спокойно, Дмитрич, спокойно, вот на двор выйдем, там ему рыло-то на пару и начистим, здесь нельзя, бабы тут, визг поднимется…» Но Черменский сбросил руку Северьяна и, всей кожей чувствуя прямой взгляд Ирэн, отчеканил: — Софья Николаевна вольна была сама принимать решение… и она его приняла. Не мне вмешиваться в ее жизнь, коль уж она так счастлива с тобой. Если это, разумеется, правда.

— А ежели нет? — неожиданно спросил Мартемьянов.

Владимир не ответил, и купец, криво, нехорошо усмехнувшись, опустил встрепанную голову. Молча протянул в сторону руку, в которую услужливый половой тут же вложил открытую бутылку водки, сам налил себе полный стакан, выпил, на этот раз не предложив Черменскому, и, уставившись в стол, глухо, сквозь зубы произнес: