Читать книгу "По следам прошлого - Юлия Николаевна Николаева"

— Что там?

— Если идти от начала, то мы видим, что Степана привез в клинику отец, есть свидетельство, подтверждающее их родство. Также есть свидетельство о рождении Степана, выдано спустя три года после самого рождения.

— Видимо, отец оформил все документы позже.

— Свидетельство выдано не в вашем городе. Если я не ошибаюсь, километров за сто?

— Примерно, — кивнула я, посмотрев копию документа, — наверное, он оформлял все недалеко от той деревни, куда уехала мать Степана.

— Предполагаешь, это та самая девушка, в которую твой отец был влюблен до встречи с твоей матерью?

— По истории сходится. Девушка уехала в деревню, чтобы скрыть свое положение хотя бы на время. Потом умерла, а мальчик остался там.

— Надо бы поинтересоваться фамилией, возможно, это фамилия матери.

— Так позвони своему всезнайке.

Кирилл усмехнулся, но за телефоном потянулся. Пока неизвестный выискивал информацию, мы продолжили смотреть документы.

— Тут все ясно, — сказал Кирилл по окончании, — после смерти отца опекунство взяла бабка, потом твой брат. Ничего интересного.

— Тебе мало информации?

— За глаза. Но все это не имеет никакой ценности.

— А что имеет?

— Например, то, что ты вспомнила, когда разглядывала рисунок в больничной палате.

Я усмехнулась, качая головой.

— Не буду терзать тебя долгими историями, — заявила ему, — есть вероятность, что в Греции, если отец, действительно, жил там, он жил под фамилией Хадзис.

Кирилл вздернул бровь.

— Ну и семейка у вас, — хмыкнул после и снова потянулся за телефоном. Дав очередное поручение, получил ответ по предыдущему.

— Смотри, — стал рассказывать мне, положив трубку, — Миланский в вашем городе был известной личностью, я имею в виду, городок, где ты жила с бабкой. При советской власти был партийной шишкой. Овдовел рано, дочь, Анастасию Миланскую, воспитывал один. В порочащих связях, хотя какие они порочащие, если он вдовец, замечен не был. В общем, чистой души и помыслов человек. Твой отец на него работал, закрутил роман с дочкой и пошел вверх по карьерной лестнице, это все нам рассказал Пискарев. Дочь примерно через год после этого умерла, мужик остался один, жену не завел.

— Что он делал в девяностые?

— На рожон не лез. Власть его не интересовала. Купил под шумок пару заводов на честно припрятанные бабки и в ус не дул.

— А сейчас он?..

— Радуется жизни во все той же деревне, где предположительно родился его внук.

— И ни разу не захотел увидеть его?

— Давай прокатимся туда, и ты сможешь задать ему эти вопросы в лицо.

— Ты серьезно?

— А что? Идти, так до конца. Узнаем, что к чему, и тогда можно смело отправляться в Питер.

— Мне или тебе?

Он рассмеялся.

— Нам обоим. Найдем твоих родителей, я сдам тебя с рук на руки и смогу вернуться к своей работе. Хорошо хоть успел сделать дела фирмы у тебя в городе. Возвращаться туда я не вижу смысла. Нас обоих встретят с распростертыми объятьями, но что-то мне подсказывает, продлятся они недолго.

— А если родители не будут рады мне? — негромко спросила я, отводя взгляд. — Ведь все эти годы…

— Не глупи. Твой брат знал, что они живы, и, возможно, поддерживал с ними отношения. Уверен, они держали вас обоих в поле зрения. Даже если у вас там что-то не срастется, они тебя не бросят.

— Ага, — кивнула я, надеясь, что он не заметил моих эмоций. Мне было страшно. Страшно и мучительно больно. Я не знала, смогу ли я сама принять их, принять их поступок. Ведь прошло двадцать лет, я уже не ребенок, все эти годы, когда я росла, становилась тем, кто я есть, их не было рядом. Рядом был Игорь. Мне было стыдно признаться, но факт оставался фактом: если бы пришлось выбирать между родителями и братом, я бы выбрала Игоря. Только никто мне такого выбора не предоставляет. Тут я устыдилась своих мыслей, потому что поняла, насколько не ценю то, что дал мне Господь. А он дал семью, спустя семь лет полного одиночества и двадцать лет жизни без родителей, он все-таки вернул их мне. Сердце сжалось в предчувствии возможной встречи, я глубоко вздохнула.

— Что, страдалица, поедем? — как всегда насмешливо спросил Кирилл, расплачиваясь. Я только сгребла документы обратно в папку. — Чего лицо воротишь? — поинтересовался он, приглядываясь ко мне.

— Твои шуточки мне надоели.

— Потерпи, недолго осталось. Кто виноват в том, что ты не можешь быть счастливой?

— О чем ты? — кинула я на него взгляд, выходя из кафе.

— Тебе постоянно надо страдать. Жить счастливо и радоваться тому, что есть, ты не умеешь. Тебе нужна трагедия, хотя комедию поломать тоже неплохо. Главное, ни в коем случае не дать себе быть счастливой

— Когда это ты успел сделать подобные выводы?

— Много ума не требуется, — продолжил он, усаживаясь в машину, — у тебя все на лбу написано. Вот скажи, когда ты была счастлива?

— До аварии, в которой погибли родители, — сказав это, я усмехнулась.

— А потом?

— Когда мы жили втроем: я, Игорь и бабушка.

— Уверен, это все.

— И вовсе нет… — начала я, но замолкла.

— Продолжай, я слушаю.

— Иди ты, психолог хренов.

— Вот видишь, ты даже сама не отрицаешь. Значит, жили вы втроем, потом что? Он ушел в армию. Ты страдаешь от расставания. Он вернулся, и все стало по-другому. Потом он и вовсе уехал, и ты все годы опять страдаешь. Он забрал тебя к себе, ты опять страдаешь. Завела любовника, лучшего друга братца, который, узнай об этом, был бы не в восторге. И что? Опять страдаешь, как же так, он узнает, и все сломается. Потом брата убили, и ты снова страдаешь, теперь уже виня себя в его смерти. Сейчас то же. Ты узнаешь, что твои родители живы, но вместо того, чтобы радоваться, начинаешь страдать.

— Ты все сказал?

— Почти. К чему я веду: если ты, наконец, отвлечешься от того, что у тебя все плохо или все не так, как мечталось, и посмотришь по сторонам, то сможешь заметить, что люди вокруг тебя тоже живут, и у них тоже есть дела, радости и печали. Замыкаться в своем страдании — чистый воды эгоизм. Если бы вместо этого ты просто поговорила с братом…

— Хватит! — не выдержала я. — Думаешь, я этого не понимаю? Понимаю. Прекрасно понимаю. Извини, что я не оправдываю твоих идеалов, но ты сам сказал: терпеть осталось немного. Если совсем в тягость, можешь хоть сейчас свалить в свой Питер.

Некоторое время мы ехали молча, я смотрела в окно, обхватив руками колени, Кирилл — на дорогу.

— Ничего ты не поняла, — сказал он все-таки, качая головой, я не стала отвечать. К деревне мы подъехали к вечеру.