Читать книгу "Командировка в лето - Дмитрий Лекух"

— Можешь прекращать этот военизированный балаган, шеф. Эта часть проблемы закрыта.

— А какая открыта?

Мгновенно успокоившийся Князь сразу же стал самим собой — спокойным и ироничным.

— Там у меня в машине заказчик сидит. — Корн с наслаждением отхлебнул из вновь наполненной необычайно услужливым Художником рюмки. — Я б его сюда привел, да не хочется, чтоб чересчур много народу его здесь видело.

Князь сердито прищурился.

— Ты знаешь, от своих людей, особенно от тех, кто в деле, у меня секретов нет. От этих, — он кивнул в сторону жмущихся к стойке Художника и Рустама, — в данный момент тоже. Они ведь, в некотором роде… кгхм… в деле. Понимаешь?

Корн пожал плечами.

— Тебе решать…

Князь кивнул, соглашаясь:

— Да. Мне.

Андрей еще раз пожал плечами и махнул рукой застывшим у дверей автоматчикам.

— Ведите сученыша…

Когда сученыша ввели и несильным толчком в спину отправили прямо на середину лобби, Князь только удивленно хмыкнул и виртуозно выгнул левую бровь домиком.

У Глеба так тоже иногда получалось.

Но нечасто.

Потом Князь укоризненно покачал головой.

— Нда-а-а… Чудны дела твои, Господи… Впрочем, что-то подобное, наверное, и стоило предполагать. Мальчиков портят деньги и дурные компании…

Еще раз хмыкнул и устало привалился спиной к квадратной колонне, подпиравшей величественный свод главного зала старинного партийного санатория.

Говорят, здесь раньше останавливались чины не ниже завотделом республиканского ЦК…

Да и хрен с ним…

— Ну, что, юноша, рассказывайте, как докатились до жизни такой? И, самое главное, с какой целью?

— Я думал, что у него, — юноша кивнул в сторону Глеба, — кассета. Хотел забрать…

Было видно, что врать ему почему-то очень не хотелось. Князь повернул голову в сторону журналиста, встретился с ним взглядом:

— Какая еще, на хер, кассета, Глеб? Почему я ничего не знаю?

Ларин только пожал плечами и сплюнул прямо на мраморный пол лобби. Количество крови в слюне уже изрядно подсократилось, но все равно наличествовала, наличествовала, родимая…

Производила, так сказать, впечатление.

Но только не на Князя.

Глеб снова пожал плечами.

А что тут ответишь?

— Да хрен его знает, Дим. Я уж Корну говорил: знал бы, давно б отдал. Я не герой, знаешь ли…

Князь снова медленно повернулся к мальчишке:

— Так что за кассета?

Сзади неожиданно негромко покашляли, явно пытаясь привлечь внимание.

Ларин с Князем немедленно обернулись: там виновато теребил свой роскошный хвост пунцовый Художник.

— Я, кажется, знаю, что это за кассета, Князь. Ее мне подружка для Глеба передала. От Ольги. А я забыл. Ну, это… нажрался, сорри… и забыл. Думал — потом передам. Ведь наверняка херня какая-нить… откуда там чему-то серьезному взяться?

…Апперкота такой сокрушительной силы от своего худощавого шефа стодвадцатикилограммовый Художник явно не ожидал.

Да если честно, Глеб и сам от себя такого не ожидал.

С боксом-то он уже давным-давно завязал.

А тут, гляди-ка — вспомнилось…

Неожиданно…

Вот ведь, блин…

— Ты, урод, меня ж за нее убить могли, понимаешь?!

Но урод не понимал.

Он был без сознания.

Находившийся рядом Корн сполз по колонне и зашелся истерическим хохотом.

Князь пожал плечами, покачал головой и попросил охранников принести воды.

Надо было отливать бедолагу.

Причем немедленно.

…Художник, впрочем, пришел в себя довольно быстро и без посторонней помощи.

И, что характерно, зла на шефа совершенно не держал.

Странно было бы.

Князь его тут же в сопровождении двух молчаливых шкафов-охранников отправил за искомым предметом.

В номер.

Он кассету, урод, в тумбочку бросил.

И забыл.

Бывает.

Просмотр решили устроить прямо в лобби-баре. Там над стойкой был закреплен вполне приличный телевизор, а внизу, между стеллажами, легко нашлось место и для притаившегося видеомагнитофончика.

Бар был круглосуточным, и в свободное от работы время персонал, по-видимому, не особо прячась от начальства, развлекался просмотром разного рода крамольной видеопродукции.

Корн, хмыкая, только «трехиксовой» порнушки кассет двадцать оттуда вынул, не считая прочей легкой эротики.

Да и хрен с ним.

Зато теперь нормальным людям техника пригодилось.

И то — гуд.

Тихо вжикнула погрузившаяся в гнездо магнитофона кассета. По экрану сначала пошла рябь, а потом появилось лицо Ольги.

Изображение было характерно черно-желтым и в хорошо знакомом всем профессионалам «кружке». Съемка явно велась срытой камерой через «стекло» — миниобъектив, закрепленный на конце стекловолоконного провода. Ольга просто знала, где закреплен выход, и теперь в него старательно наговаривала. Внешне девушка выглядела довольно спокойной, но даже несмотря на ужасающего качества изображение, чувствовалось, что она чего-то смертельно боится.

— Привет, Глеб! Если ты видишь эту запись, то меня, скорее всего, уже нет в живых. Значит, до меня добрались. Прощай. И пожалуйста, отомсти за меня. Ты можешь, я знаю. Это очень легко. Просто предай ЭТО огласке. И все. Нет, не все. Я знаю, что ты не ханжа, но все-таки хочу объясниться. Да, мое агентство было борделем для них. Но… По-другому здесь просто не выжить. Никак. Прощай. Я люблю тебя…

Изображение погасло, пошли черно-белые помехи, а потом, внезапно, возникла совсем другая картинка.

И профессионалу Ларину хватило буквально трех минут, чтобы понять, почему Сочнов-младший был готов связаться хоть с чеченами, хоть с чертом, хоть с дьяволом, чтобы получить эти кадры в свои руки.

Или хотя бы просто уничтожить.

Любой ценой.

Наш народ может простить политику многое.

Пьянство.

Свинство.

Траханье с дорогими и не очень проститутками.

Но такого он не сможет простить никогда.

Слишком уж своеобразными оказались сексуальные пристрастия мэра Сочнова. Настолько своеобразными, что в глазах электората вполне бы могли поспорить и с педофилией.

Алексей Игоревич предпочитал быть «рабом».