Читать книгу "Беременная от моего друга - Ольга Джокер"

— Спасибо, Жанна, уже бегу.

Несмотря на внутреннюю холодность и спокойствие меня потряхивает. Особенно сильно, когда я миную ординаторскую и переступаю порог кабинета Валентина Сергеевича. Он вальяжно восседает в своём любимом кожаном кресле. При виде меня хмурится, просит присесть напротив него и захлопывает крышку ноутбука.

— Вчера ты сорвала рабочий день, Кудряшова, — произносит серьезным тоном.

— Я понимаю, — опускаю глаза в пол, ощущая себя маленькой провинившейся девочкой, которую ругают родители за плохую оценку. — У меня были на то серьезные причины. Я могу написать объяснительную, если нужно.

— Дарье пришлось разрываться на две операционных, — будто бы не слышит он. — К счастью, ничего серьезного не случилось, и она справилась.

Мне хочется спросить, почему он, как заведующий отделением хирургии, не смог ей в этом помочь, но понимаю, что я сейчас не в том положении, чтобы спорить.

— Знаешь, чем это пахнет, Ева? — спрашивает, нахмурившись. — Увольнением по статье.

Тело становится ватным, а воздуха в легких не хватает. Я закрываю глаза и потираю виски, переваривая услышанное. За что? Почему? Как так вышло? Почему хирурга-алкоголика выперли с работы по собственному желанию спустя несколько десятков лет пьянства, а меня увольняют за один несчастный промах.

— У меня грудной ребёнок, — зачем-то прикрываюсь дочкой, ощущая себя при этом особенно жалкой.

— Знаю, поэтому и прошу тебя, Альбина, написать заявление по собственному желанию, — уже не так строго произносит заведующий.

— Я люблю свою работу, Валерий Сергеевич, — произношу, откашливаясь. — Дайте мне один-единственный шанс…

— А, к чёрту, — машет рукой заведующий и поднимается с места. — Ну не могу я, Кудряшова! У меня приказ свыше! Тут либо ты уходишь, либо меня уходят. А мне, между прочим, до пенсии два года осталось! Два, понимаешь? Дайте спокойно доработать, а? Чтобы безо всех этих неприятностей!

Тут же становится всё на свои места. Рома и здесь постарался? Конечно, неработающей матери будет сложнее противостоять отцу, у которого есть средства на воспитание единственной и любимой дочери.

Заведующий смотрит на меня выжидающе. Я прошу дать мне листок и ручку и, дрожащими от волнения руками, начинаю писать.

Я, Кудрящова Альбина Сергеевна, прошу уволить меня по собственному желанию….

Я проработала в отделении, кажется, целую вечность. Привыкла и приросла к этому месту, выкладываясь в работе на все сто процентов. Когда буквы перед глазами плывут из-за накопившихся слёз, я делаю секундный перерыв, втягиваю губами воздух и продолжаю.

Валерий Сергеевич подписывает заявление на читая. Сообщает, что лично отнесет его на утверждение главврачу и просит простить его, если где-то был не прав. В его случае сработал человеческий фактор — редко кто сделает выбор не в пользу себя, если тебя загоняют в определенные рамки.

— Сильно жучил? — спрашивает подруга, как только я выхожу из кабинета заведующего.

— Я здесь больше не работаю, Даш.

Илья.

— Здравствуй, сынок, — слышу в телефонной трубке голос Орлова. — Я в гости приехал, встретишь?

Несмотря на вполне доброжелательный тон, я понимаю, что малолетняя стерва уже успела рассказать обо всем отцу, наверняка исказив реальность.

— Где находишься? — спрашиваю, надевая на себя рубашку.

Поспать этой ночью практически не удалось.

— Выехал с аэропорта. Направляюсь в сторону «Адмирала». Можем позавтракать там, заодно и перетереть некоторые вопросы.

С Орловым ссориться нежелательно. Вернее, не так, с ним ссориться крайне опрометчиво, тем более нас связывает слишком многое, чтобы из-за капризной девицы всё похерить. Заглядываю в детскую, где, свернувшись калачиком спит Кудряшова с дочкой и тихо, чтобы не разбудить, за собой прикрываю дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В «Адмирале» пусто и кроме нас с Дмитрием Алексеевичем никого, но я видел на парковке его автомобиль с двумя амбалами. Официантка приносит заказ и, встретившись с хмурым взглядом клиента, испаряется сразу же после фразы: «Принести что-нибудь ещё?». Завтрак Орлов выбрал по своему вкусу — картошку по-деревенски и мясо на гриле.

— Выпьешь? — спрашивает, наполняя свою рюмку водкой.

— Откажусь, пожалуй, — мотаю головой.

Дмитрий Алексеевич пожимает плечами и опрокидывает в себя алкоголь, не скривившись. Закусывает едой, запивает глотком яблочного сока.

— Ты знаешь, наверное, что я всегда считал тебя почти сыном, Илья, родственной душой, — вытирает губы салфеткой, откладывает вилку в сторону. — Именно поэтому я не грохнул тебя сразу же, как только узнал от Сони нелицеприятные подробности вашей недавней ночи.

— Оправдываться не буду, Алексеевич. Если ты считал меня сыном, то знаешь, что я бы и пальцем не тронул твою дочь и тем более не обидел бы.

Он прокашливается и взгляд свой нахмуренный с меня не сводит.

— Не грохнул ты меня ещё потому, что знаешь на что твоя дочь способна. Без обид, но она капризная и избалованная.

— Знаешь, как воспитывать детей? Или какого хрена раздаешь мне советы? — тучное лицо Орлова краснеет. Я воспитывал её без матери. Выгнал прошмандовку за блядство ещё в две тысячи пятом году.

Эту историю я слышал сотни раз, но сейчас не перебиваю товарища. Жена изменяла ему направо и налево, пока сам Орлов мотался по заграничным командировкам и развивал свой бизнес. Последняя командировка стала для его бывшей жены фатальной — Дмитрий Алексеевич застал её в объятиях соседа, в то время как маленькая Соня смотрела мультики в гостиной.

— Воспитывал как мог в перерывах между работой. Она хоть и выросла помешанная на брендах и дорогих безделушках, но точно не подлой.

Огорчать его, несмотря на всю ситуацию, не хочется, но придется.

— Я сдал анализ на наличие в организме наркотических веществ. Сидел я тогда с тобой и твоей дочерью, а оказался в её квартире с провалом в памяти и гудящей башкой. С теми же претензиями мог заявиться к тебе, Алексеевич.

Он рычит и вновь тянется к бутылке, а я достаю телефон и нахожу в почтовом ящике своего телефона сообщение из лаборатории, которое пришло рано утром.