Читать книгу "Средняя Эдда - Дмитрий Захаров"

И без перехода:

– Ты из «культсопра»?

Илья кивнул и попробовал разместиться на трехногой табуретке напротив Старика. Одна деревянная лапа норовила подломиться или хотя бы сдать в сторону, приходилось ее придерживать.

– Черный – это кто? – продолжал опрос Старик.

Илья впервые посмотрел на деда с интересом.

– Загадка такая? – дурачком переспросил он.

Робинзон вздохнул.

– У меня нет на это времени, – сказал он сам себе, качая головой. – Ну почему опять так, а? Вот чем я… а-а-ай!

Он перевел взгляд на Илью.

– В общем, слушай, сученок, – сказал он, – у нас с тобой есть, может быть, два дня. И всё кончится, понял?!

Он сказал, его зовут Петр. Петр Анатольевич. Сам из Питера. Уже четыре месяца они хотят от него картинок и имен. А у него ничего нет. Только дочь, которая его наверняка уже похоронила. Связи нет, новости дают только в распечатках, и непонятно, что из этого правда.

И еще они мучают учеников. Иначе откуда им знать подробности?

Зачем им твои ученики, Старик, хмыкнул Илья.

– Дебил, – ответил на это Робинзон.

Я бы даже не стал говорить с таким говном, как ты, если бы не время. Ты или мудло, или провокатор. Но это уже всё равно. Всё теперь всё равно. Даже всё равно теперь всё равно. Если не успеть.

– Свяжешься с Черным. Если ты из «культсопра», то знаешь выход. Свяжешься и передашь, когда они тебя отпустят. Наверняка уже завтра – им же тоже надо успеть.

– Зачем еще? – булькнул Илья.

– Дурак. А еще лезешь дерзить! Так и не допетрил? Ты будешь у них Хиропрактиком.

Стоп-стоп-стоп, сказал Илья, что за ересь ты несешь? Какой к херам практик? Совсем, мужик, у тебя кукуха сникла.

Старик снова шумно вздохнул.

– Послушай, парень, – явно сдерживаясь, заговорил он другим тоном, – ты попал к людям, которые устроили весь этот блядский цирк. Мы тут все – их блядские циркачи, должны выдать номер. Если возьмешь в руки голову, то сообразишь. А если сообразишь, сделаешь, как я сказал…

Они расчухали, какой у этих картинок потенциал, уже после первого московского граффити, говорил он, там еще раньше в регионах были. Но самый первый автор-рисовальщик быстро пропал, они не смогли его найти. Нужен был дублер, и тогда кто-то показал на меня. Знал бы кто – удавил бы сволочь. Только тогда еще и себя придется удавить заодно. Потому что когда они пришли ко мне, я не забаррикадировал дверь, не стал отбиваться, а, наоборот, повел светские разговоры. Цену себе набивал!

И они оценили. Они предложили деньги. Хорошие деньги – просто за шутку. За эскизы как бы. Такая, знаете ли, ретрофутуристическая гипотеза. Они так и сказали – гипотеза. Пара как бы будущих картинок Хиропрактика. Вы же можете, Петр Анатольевич. Для нашего проекта – про образ будущего. И я говорю: ну почему бы не попробовать? Тем более, что этот ваш Хиропрактик – не бог весть…

К моим ученикам, говорил он, они пришли уже с готовыми эскизами. Что-то пообещали им, не знаю. Так и пошла вторая серия. И сразу – последствия. Сначала один с моста сиганет… а потом второго… Я тут думаю: твою мать. А они снова стучат в дверь: вы уж не отказывайте… Я попробовал бежать, даже до Витебского вокзала добрался. Но в итоге – всё равно меня сюда взяли. В Москву, поди?..

– Они же меня живьем загрызли! – внезапно вскинулся Старик. – Каждый день зубами рвут печень! Кишки наматывают! Ты что думаешь, сопляк, это всё просто так: можно намалевать и спокойно на боковую? Это же как черная магия! Ты все эти смерти из себя вынимаешь. Ты сукин вивисектор! А как ты думал, мальчик?!

Старик впился пальцами в лоб и, захваченный собственной проповедью, не замечал, как оставляет на коже длинные красные полосы.

Когда я отказался, они меня пугали, говорил он. И голодом. Били тоже. Вот как тебя – только послабже, руки-то нужны, да и голова немножко.

Но я говорю: нет, не возьму на себя грех больше. И так не отмолить уже. И тогда они Андрюшку… Такой парень был. Ну, ты должен знать, он еще «Небо» устраивал. Нет? Ладно. Я тогда не поверил. Думал, чушь. А они правда его сунули рисовать. Сожгли его как меня! А потом Варьку… Счастье хоть, что остальные не здесь. Разъехались. Как знали.

А теперь – ты. Они думают под финал приделать к моим рукам ваш «культсопр».

– Какая пупырчатая хуйня, – сказал Илья, постаравшись состроить ухмылку. – Ну ты и словил тут, деда.

– Мало тебя били, – с отвращением сказал Робинзон.

– Кроме как вешать мне сопли на плечи – ты чего хотел-то?

Старик долго тер руками лицо, как будто хотел согнать с него что-то, какую-нибудь копоть.

– Хорошо, – сказал он, наконец. – Пойдем.

– Куда еще?

– Да куда тут можно пойти? В мастерскую. Только молчи, слышишь? Разговаривать только здесь можно.

Старик толкнул дверь и босиком – оказалось, что он босиком, а пол здесь отмораживает ноги до коленей, – пошлепал по темному коридору. Он нисколько не сомневался, что Илья последует за ним. Это Пятницу одновременно поразило и разозлило. Он с минуту сидел, размышляя, что надо бы отправиться обратно в свою комнату. А потом Илья встал, оттолкнувшись руками от табуретки. Ноги задеревенели, а в животе резануло – будто бы длинным тонким, а потом этим же начало проворачивать. Илья тихонько заскулил, обнял себя руками, но всё же поплелся за Робинзоном.

Какой длинный коридор. Двадцать шагов, тридцать пять. Мастерская – это вон тот серый провал слева? Света мало, наверное, Робинзон боится не только звуков. И теперь понятно, почему.

Всё внутри мастерской оказалось изрисовано: стены, потолок, слепые окна. Эскизы тут и там валялись смятыми кучами, их ворох накрывал огромный круглый стол. Сюжеты то повторялись по пять раз (может, там в деталях есть различия?), отчего казалось, что смотришь раскадровку мультфильма, то начинали скакать с пятого на десятое. Вот митьки дарят кому-то – не разобрать со спины – жабу и гадюку. А следом уже поезд-метро – автозак. Дальнюю стену и вовсе занимал комикс, в котором судьи – Джордж Буш – отец, Джордж Буш – сын и некто третий – видимо, Джордж Буш – святой дух – в виде крупного, скептически разглядывающего зал орла, – нависали над обвиняемым. Прокурор в буклях – премьер. Адвокат – улыбающийся нефтяной олигарх. Лицо обвиняемого пустое. Не нарисовал еще. А на часах – десять.

На картинке выше – высотка парламентского центра, на которой расцветают гвоздики-взрывы. Одиннадцать.

И вот еще. Посреди комнаты на большом листе ватмана как бы карандашный рисунок. Склеенный из газетных кусочков генерал – скорее всего, министр обороны, летит на бумажном самолетике бомбить схематичные домики. Рядом с ними в ужасе застыли девочка из треугольников и собачка из неровных кружочков. А в другом углу рисунка – Мурзилка с бородкой и в клетчатом шарфе, целит в самолет из пальца. Восемь. А его еще не было?