Читать книгу "Кризис самоопределения - Бен Элтон"

– Тогда чего вы со мной об этом разговариваете? Может, лучше б искали?

– Я не разговариваю с вами о смерти Сэмми. Я разговариваю с вами о смерти Джералдин.

– Она сама себя убила, туда ей и дорога. Я-то здесь при чем?

– При том, что вовсе не исключена вероятность, что Джералдин себя не убивала.

Чтобы сказанное усвоилось, потребовался миг-другой.

– В смысле, – едва нашел в себе силы уточнить Роб, – вы думаете, ее убил кто-то?

– Я ничего не думаю. Просто не спешу с выводами.

– Да я, блядь, не убивал ее! Я ее, блядь, не убивал! Божечки. У вас что, блядь, совсем мозги отсохли?

Такого Роба они еще не видели. Обозленного. Внезапно очень обозленного. Даже рассвирепевшего. И Мэтлок вдруг подумал, что, возможно, Роб еще и перепуган.

– Я и не утверждаю, что это вы. Просто мне кажется очень вероятным, что смерти Сэмми и Джералдин на некотором уровне связаны между собой. Я считаю, что Сэмми погибле, потому что быле транс-женщиной; я также считаю, что Джералдин погибла, потому что была откровенным, старой закалки феминистским критиком транс-женщин. Я ищу кого-то, кто связан и с Сэмми, и с Джералдин. Вы, Роб, под это подходите, но, несомненно, есть и много других. Мне нужно, чтобы вы помогли мне их найти.

– Как? Я не могу вам помочь. Я ничего не знаю.

– Вы знакомы с кучей народа в транс-сообществе и, я уверен, знаете о многих феминистках, критически относящихся к транс-женщинам.

– Ха! – Он едва не рассмеялся. – Чтобы ненавидеть транс-женщин, древней феминисткой быть необязательно. Я вам больше скажу: транс-женщин и феминисток можно ненавидеть поровну, и таких мерзавцев прорва. Есть один особенно ярый псих, он троллит всех женщин подряд – просто за то, насколько я понимаю, что ему не перепадает секса ни с одной.

– Невольный воздержанец, – проговорила Клегг.

– Ага. Вотану Оркобою, похоже, никогда и в голову не приходило, что он, вообще-то, не невольно воздерживающийся – он добровольно воздерживающийся. Ни одна женщина не станет с ним ебаться, потому что пизда он нестроевая.

Клегг слегка поморщилась. Ее несколько удручало, что, как бы ни старались подобрать новые неоскорбительные обозначения всех проявлений полового и гендерного спектра, радужное поколение по-прежнему применяло название женских гениталий как фигуру предельного хамства. Цис-женских гениталий то есть, не транс-, которые, так или иначе, либо пенисы, либо хирургически созданные полости. Как же это огорчительно, что слово “пизда” осталось самым расхожим ругательством применительно к любым гендерам и половым предпочтениям. Клегг махнула на это рукой. Жизнь коротка.

Кроме того, это допрос в полиции.

– Между тем, – сказала Клегг, – нам от вас нужно подробное описание всех ваших перемещений в то утро. По возможности с подтверждающими свидетельствами.

– Хорошо.

– И то же самое – про вечер второго июня.

– Второго июня? – Роб зримо опешил. – Но это же…

– Да, Роб, – сказала Клегг. – Вечер, когда убили Сэмми. Чистая формальность.

36. Слащавый поганец

Малика начала подозревать, что Джулиан, кажется, в нее влюбляется.

Это стало для нее совершеннейшей неожиданностью – даже сама мысль. Он же несусветно высокомерный, такой уверенный в себе, так заправски всем рулит, что ему ну совсем не по роли уступать вожжи в каких бы то ни было отношениях, не говоря уже о двадцатидвухлетней подчиненной, которой пользуется ради секса. И уж конечно, позволить себе влюбиться означало, вне всяких сомнений, лишить себя кучи всевозможных рычагов.

Малика совершенно точно в Джулиана не влюблялась. Он ей нравился, хоть и, что любопытно, чуть меньше теперь, когда она заподозрила, что у него к ней возникли какие-то чувства. Малика о себе знала достаточно, чтобы понимать: сильные, властные, решительные (и, да, богатые) мужчины ее заводят, – и ей хватало честности на осознание, что слабость, даже романтическая, не заводит ее совсем. Во всяком случае, не у мужиков в два с лишним раза старше ее и с кем она ввязалась в не более чем дурацкую постельную интрижку. Нет, она не стремилась к тому, чтобы на нее давили или ею помыкали, однако никогда не считала, что сила одного партнера предполагает подчинение другого. Строго наоборот. Ей нравилось, когда летят искры. Нравилась острота. Нравилось нечто подобное поединку – и за ужином, и в постели. Сама она была шекспировской любовницей, и в любовники ей был нужен, в шекспировских понятиях, Бенедикт, а не Ромео. Петруччо для Катарины. Или же, раз возник рядом с ней этот непревзойденно амбициозный безнравственный циник Джулиан, – Макбет для леди Макбет.

И Джулиан действительно таким мужиком и был.

До чего увлекательно.

Высокомерный, пренебрежительный, самовлюбленный. Настоящий ушлый преступник. Приличного мужа из такого не получится, очевидно, ни по возрасту, ни по характеру, зато для буйного, порывистого романа самое то. Так оно и ощущалось, когда он потребовал от Малики готовности отправиться, подчинившись его расписанию и на его условиях, в их прекрасную поездку в Женеву. И так же оно ощущалось, когда он обнял ее на балконе их номера с видом на озеро. И когда он повел Малику прямиком внутрь, в постель, даже не спрашивая, а просто принимая ее смех и то, что она попутно прихватила с собой бутылку шампанского, за согласие.

И так же оно ощущалось в разнообразных лихорадочных поебках и во второй чудесной вылазке, позднее.

Бешеные, чумовые недели. Великолепные ужины в эксклюзивных закрытых клубах. Еще одни роскошные выходные.

– Не бери ничего, кроме бикини. Летим на остров Некер, потусуемся выходные с Ричардом[97]. Кейт Мосс тоже будет, а она – чудо.

Ух. Вот это было клево. О Кейт Мосс Малика знала немного, зато Кейт Мосс притащила с собой Кару Делевинь, которую Малика обожала, а еще была парочка человек из старого состава “Сумерек”. Не Кстю и не Рпатс[98], но всего на один этаж пожиже. Получилось просто обалденно. Малика однозначно была из Поколения “Сумерки” – смотрела их тайком у себя в комнате еще в восемь лет. А теперь вот мечта детства стала явью. Она купалась голышом вместе с настоящим вампиром.

Да. Тусоваться в жизни Джулиана – без сомнения, клево.

Но так же стремительно все начало меняться. Дурашливый тон стал смягчаться. Черт бы драл.

Он больше не был ни резким, ни властным. Всегдашняя мягкая насмешливость, что играла у него на губах и нежилась у него в мимолетных взглядах, сменилась теперь во взглядах долгих чем-то… не то чтобы щенячьим, но уж точно совсем не волчьим. А Малике подавай волчье. Если уж нешуточно фривольному мужчине охота глазеть на нее поверх бокала шампанского по пятьсот фунтов за бутылку, пусть глазеет похотливо, а не томно.