Читать книгу "Слэм - Ник Хорнби"

— Его зовут Руфус, — сказал я.

— Руфус? — переспросила мама. — Неплохо.

Похоже, ей это имя не понравилось.

— Он родился под песню певца по имени Руфус.

— Могло быть и хуже, правда? Его могли назвать Бумеранг, в честь рок-группы. Или Блюз. Блюз Джонс.

Мама была первой, кто пошутил на эту тему. В следующие две недели я слышал подобные шутки сто раз. «Могло быть и хуже, правда? Его могли назвать Ищейка, Арктическая Обезьяна, или Мадонна, или Секс-Пистолз, или Пятьдесят Процентов, или Шарлотта. Все время выбирали имена женщин-певиц или названия рок-групп, хотя иногда вместо женских имен называли имя какого-нибудь рэпера. И после названия рок-группы они всегда произносили фамилию: Секс-Пистолз Джонс. А после имени певицы фамилию не произносили, потому что это не так смешно. Шарлотта Джонс — это нормальное имя для девочки, правда? Никакой шутки не получится. И все же все постоянно это говорили, и мне всякий раз приходилось смеяться. В конце концов я перестал говорить знакомым, что его зовут Руфус, потому что боялся, что размозжу кому-нибудь голову.

Андреа больше беспокоила фамилия.

— Или Бёрнс, — поправила она.

Маме моей это не нравилось потому, думаю, что «бёрн» значит «ожог», и услышав это слово, сперва думаешь об ожоге, а не о ком-то из семейства Алисии. Мы-то нет, конечно, но когда-то и мы так это воспринимали, да и все нормальные люди тоже.

— Что, простите?

— Бёрнс, — отвечала Андреа, — Блюз Бёрнс.

По поводу фамилии Андреа говорила совершенно серьезно. Мы никогда не обсуждали это и намеревались сделать это в ближайшее время, хотя в первый час после рождения ребенка было немало других срочных дел. Но пусть даже она говорила всерьез — трудно было удержаться от смеха. Она так была сосредоточена на фамилии, что любое имя казалось ей нормальным.

— Вы говорите — Бумеранг Джонс, а ведь его будут звать Бумеранг Бёрнс. Правда?

Я поймал взгляд Алисии. Она изо всех сил старалась не расхохотаться. Не знаю, почему мы считали, что не должны смеяться. Может, потому, что наши мамы были так озабочены. Но если бы мы расхохотались, мы бы и их рассмешили.

— Если только Алисия и Сэм не поженятся в ближайшие несколько недель, и Алисия не возьмет его фамилию. Но это вряд ли...

Моя мама дипломатично улыбнулась.

— Думаю, что в этом случае вы сами можете выбрать фамилию, правда? Не важно. Не стоит из-за этого спорить.

— Не думаю, что здесь есть о чем спорить, не правда ли? Я уверена, что все мы хотим обеспечить этому ребенку лучшие стартовые условия в жизни.

Ох, черт ее дери! У нас с Алисией был спор о ее маме. Алисия утверждала, что она что надо, только иногда говорит не подумав. Не знаю, имело ли это смысл. Я имею в виду, что ведь куча народу действительно говорит не подумав, я же вижу. Но милые они люди или нет, это зависит от того, что именно они сказали, так ведь? Ну, например, если вы скажете что-то расистское, это будет означать, что вы расист. Потому что вам приходится сдерживать себя, чтобы не выразиться в расистском духе. Другими словами, расизм налицо все время, и вы вынуждены напрягаться, чтобы сдержаться. Андреа не была расисткой, но снобкой была, и ей приходилось много и сложно думать, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Что это значит — лучшие стартовые условия для Руфа? Очевидный ответ таков: это ничего не значит. Совершенно неважно для твоего будущего, зовут тебя Бумеранг Бёрнс или Бумеранг Джонс. Вот имя Бумеранг — это проблема, ха-ха! А какая фамилия, разницы нет, правда? Никому не придет в голову, что «мистер Бёрнс» звучит шикарнее, чем «мистер Джонс».

Но она имела в виду вовсе не это. Это все касалось наших семей? Она пыталась сказать, что Руфус Джонс может бросить школу в шестнадцать лет, потому что у него родится ребенок, и пойти на какую-нибудь дерьмовую работу, и не сдать выпускные экзамены, и даже подсесть на наркоту. А Руфус Бёрнс может, ну не знаю, пойти в университет и стать профессором, или премьер-министром, или кем-то таким.

— Извините, — сказала моя мама, — вы не могли бы объяснить, что вы имеете в виду?

— Думаю, это очевидно, — ответила Андреа. — Не хочу вас обидеть, но...

— Не хотите обидеть? — оборвала ее мама. — Как это у вас выйдет? Как вы сумеете сказать то, что хотите, чтобы это не было оскорбительно?

— Я не высказываю никакого суждения о вашей семье, — ответила мама Алисии. — Я говорю только о фактах...

— И какие же факты вы знаете об этом ребенке? — поинтересовалась моя мама. — Ему еще и часа нет!

Это походило на фильм ужасов или на экранизацию Библии. Два ангела, добрый и злой, спорят о душе младенца. Моя мама была добрым ангелом, и не только потому, что она была моей мамой.

Именно в этот момент, прежде чем Андреа успела поделиться какими-то фактами о ребенке, появился папа Алисии. Он, видимо, понял, что атмосфера напряженная, потому что, войдя, мирно произнес «привет», будто одно это слово могло успокоить и расставить всех по местам.

— Привет, Роберт, — ответила ему моя мама. Она подошла к нему, поцеловала его в щечку и протянула ему Руфа. — Поздравляю.

Роберт подержал его минутку и прослезился.

— Как все прошло? — спросил он.

— Она держалась блестяще, — ответила Андреа.

— Вылитая ты, — сказал Роберт, и я понимал, что это значит на сей раз. Что ребенок — вылитая Алисия.

— Уже выбрали имя?

— Руфус, — сказал я. — Руф.

— Руф? — спросила Алисия и засмеялась. — Мне нравится. Откуда ты это взял?

— Не знаю, — ответил я. — Я подумал...

Я хотел сказать, что вспомнил — все так его называют, но запнулся.

— Руфус, — сказал ее папа. — Да. Неплохо. Ему идет.

— Руфус Джонс, — сказала Алисия.

Вам знать не надо, какой после этого был гвалт и какие были слезы. Но Алисия настаивала, и он стал носить имя Руфус Джонс с этого дня. Таким образом Алисия давала что-то понять мне и моей маме. Что именно — не знаю в точности, но что-то хорошее.

15

Руфус родился 12 сентября. Если бы схватки у Алисии не прекратились, он бы родился 11-го, и это было бы скверно, хотя, наверное, 11 сентября уже родилась куча народу — с того 11 сентября. Да и все равно у нас достаточно вещей, о которых стоит беспокоиться, чтобы не переживать о том, чего не случилось.

12 сентября я переехал в дом Алисии. Она вернулась домой после обеда, а я сбегал к себе домой, упаковал чемодан, а мама с Марком подвезли меня. Весь день я чувствовал себя более или менее не в своей тарелке. Мне казалось, что я уже тоскую по дому, но как я мог знать это наверняка, ведь мне не доводилось уезжать из дома особенно надолго? Я уезжал с мамой на каникулы и однажды переночевал в Гастингсе — и все.