Читать книгу "Огненное прикосновение - Линда Ховард"

Рейф тоже думал об этом, но ответить на этот вопрос было нелегко.

– Может быть, в Хуарец, – ответил он, зная, что попасть туда будет трудно. Им придется пересечь пустыню и земли апачей. С другой стороны, это заставит тех, кто идет по их следам, хорошенько подумать – преследовать ли их дальше.

Глава 13

– Почему ты просто не сменил имя и не исчез? – спросила Энни однажды, примерно через неделю после того, как они покинули хижину. Она считала, что прошла уже неделя, но не была уверена. Здесь, в окружении величественной природы, она потеряла представление о таких простых человеческих понятиях, как дни в календаре.

– Я несколько раз менял имя, – ответил Рейф. – И отращивал бороду.

– Тогда как же тебя узнавали?

Он пожал плечами.

– Я воевал у Мосби. Рейнджеров много раз фотографировали. На некоторых фотографиях я с бородой, потому что не всегда удавалось побриться. Как бы то ни было, меня легко узнавали.

Глаза, подумала Энни. Никто, увидев хоть раз его холодные серые глаза, уже не забудет их. Перемена имени и борода не могут изменить его глаз.

Рейф подстрелил небольшого оленя, и они провели два дня на одном месте, пока коптилось нежное мясо. Энни была благодарна за передышку: в первые несколько дней ей приходилось очень тяжко. Мышцы стали болеть меньше после того, как она немного привыкла к долгим часам езды верхом, но провести целых два дня, даже не садясь на коня, – это была настоящая роскошь.

Они устроились в нише под скалой, глубиной примерно в десять футов и настолько высокой, что Рейф мог стоять у входа в полный рост. Чем дальше они продвигались к югу, тем более скудной становилась растительность, но все же деревья еще укрывали их и лошадям хватало травы. Груда валунов перед нависающей скалой загораживала огонь от посторонних глаз, а поблизости протекал ручеек. Лежа в объятиях Рейфа под неким подобием крыши над головой, Энни чувствовала себя почти в такой же безопасности, как в той хижине.

Пока у нее все тело болело с непривычки, Рейф-обнимал ее по ночам, даже не пытаясь овладеть ею. Но в эти два дня в лагере он, казалось, стремился наверстать вынужденное воздержание. Готовя ужин на маленьком костре, Энни смотрела, как он выделывает оленью шкуру. Его темные волосы отросли и завивались внизу, у воротника рубахи, а загар стал таким темным, что Рейф, по ее мнению, мог сойти за одного из апачей, о которых рассказывал ей. Она любила его. Любовь, казалось, с каждым днем становилась все сильнее, вытесняя все осталыюе, и теперь ей уже трудно было вспомнить, как она жила в Серебряной Горе.

Узы плоти. Энни с самого начала понимала, что если позволит ему овладеть собой, то отдаст часть себя самой, которую уже никогда не вернет обратно, но даже инстинкт не предупредил ее о крепости этих уз. А может быть, его любовь уже привела к более важным последствиям.

Она задумчиво смотрела на огонь. Поскольку она не знала точной даты, то не была уверена в том, должны ли у нее уже начаться месячные, но время определенно приближалось. Прошло, кажется, три недели с тех пор, как Рейф увез ее из Серебряной Горы, а ее последние месячные закончились за несколько дней до этого.

Энни не знала, что именно должна почувствовать, если действительно забеременеет. Возможно ли быть испуганной и счастливой одновременно? При мысли о ребенке у нее кружилась голова от счастья, но беременная женщина замедлит их продвижение. Рейфу придется оставить ее где-нибудь, когда она уже не сможет ехать, и мысль об этом была ей невыносима. Она отчаянно надеялась, что ее тело не окажется настолько плодовитым.

Энни отняла у человека жизнь. В иронии судьбы проявилась бы некая справедливость, если бы начало новой жизни отняло у нее человека, которого она любит. Проповеди из далекого детства гремели в ее ушах, грозя жестокой Божьей карой и ударами судьбы.

Рейф поднял глаза от оленьей шкуры, которую обрабатывал, и увидел отчаяние в ее темных глазах, невидяще смотревших в огонь. Он надеялся, что она сможет позабыть потрясение от гибели Трэйгерна, но оно не проходило, не проходило до конца. По большей части, когда Энни днем была занята, ей удавалось не думать об этом, но когда все стихало, он видел, как ее охватывает печаль.

После того первого раза, на войне, Рейф всегда умел примириться со смертью тех, кого убил. Он был солдатом, а Энни – нет. Ее чувствительность – этот глубокий источник сострадания – отчасти и притягивала его. С изумлением он вспомнил, что когда увидел ее в первый раз, то Энни показалась ему ничем не примечательной худой, усталой и довольно некрасивой женщиной. Непонятно, как он мог быть таким слепым! Теперь, когда он смотрел на нее, то видел такую красоту, что у него дух захватывало. Энни была сама нежность, теплота, всеобъемлющая забота, она связала его нежнейшими путами. Рейф видел ее ум и достоинство и – Боже, конечно! – физическую красоту, пробуждающую в нем желание при одном взгляде на нее. Снимать с нее одежду было все равно, что извлекать сокровище, скрытое под убогой оболочкой.

Энни никогда не сможет спокойно примириться с потерей человеческой жизни. А он никогда не сможет смотреть на ее страдания и не испытывать потребности успокоить ее. Только он не уверен, что знает, как это сделать.

– Ты спасла мне жизнь, – Рейф нарушил молчание. Она подняла глаза, слегка вздрогнув от неожиданности, и он понял, что впервые произнес это вслух.

– В сущности, ты дважды спасла меня. В первый раз своим лечением, а потом еще раз, от Трэйгерна. Он ведь и не собирался доставить меня живым. – Рейф снова принялся за оленью шкуру. – Однажды Трэйгерн охотился на семнадцатилетнего мальчишку, за которого была назначена награда, за живого или мертвого. Этот мальчишка убил сына одного богатого человека из Сан-Франциско. Когда Трэйгерн настиг его, парень валялся у него в ногах, умоляя не убивать. Плакал, размазывая сопли. Клялся, что не попытается сбежать, что безропотно поедет с ним. Наверное, он слышал о репутации Трэйгерна. Это ему не помогло. Трэй-герн всадил ему пулю в лоб.

Она понимала, что смерть Трэйгерна не большая потеря для человечества. Но она поняла еще кое-что, чего раньше не замечала, потому что ей было не до того.

– Я не жалею, что убила Трэйгерна, – произнесла Энни нарочито медленно, заставив Рейфа посмотреть на нее. – Я жалею, что вообще возникла необходимость кого-то убивать. Но даже если бы на его месте оказался этот судебный исполнитель, Этуотер, я бы сделала то же самое. – Я выбрала тебя, безмолвно сказала она.

Рейф кивнул и снова занялся выделкой шкуры.

Энни помешала еду в котелке. Рассказ Рейфа немного развеял ее печаль, хотя она и знала, что уже никогда не станет до конца прежней. Не сможет.

Спустилась ночь в молчаливом взрыве многоцветья: небо над головой переливалось от розового к золотому, потом к красному и пурпурному всего за несколько минут. Потом все погасло и осталась только тишина, будто весь мир затаил дыхание от такого зрелища. Только слабый отблеск света оставался на небе, когда Рейф отвел Энни на их ложе, на одеяло.