Читать книгу "Все было не так - Коди Кеплингер"

Я всегда хотела большего.

«Но что тогда? – спросила я себя. – До моего отъезда в Калифорнию мы провстречаемся несколько месяцев, а потом он найдет другую девушку, которая захочет с ним переспать».

Я отбросила эту мысль в сторону. Меня беспокоило не мое отношение к сексу. А то, что, если мы расстанемся, из-за секса или просто из-за расстояния и времени, я не знаю, что станет с нами, с нашей дружбой. Со времен дружбы с Сарой я ни к кому так не относилась и, если я потеряю Майлса, не знаю, что будет со мной.

Но это – сближение, отстранение, постоянная постройка новых, более высоких стен для нашей же безопасности – могло и разделить нас.

Я хотела быть с Майлсом, но боялась. И хотела, чтобы рядом была Сара, подсказала мне, что делать. Я уже знала, что она бы посоветовала. Затащила бы внутрь и сказала мне, что я веду себя глупо, что мне уже пора поцеловать этого парня.

Я чуть не рассмеялась, представив это. А потом мне захотелось плакать.

В сумочке загудел телефон. Я достала его и увидела сообщение от мамы. Она отправила одну из фотографий меня и Майлса. «Эта моя любимая», – написала она. Я взглянула на фотографию и закрыла сообщение. Надо хотя бы минуту не думать о Майлсе.

Абстрагирование нашло меня в других сообщениях. Я снова написала Келли этим утром, но она не ответила. Пару дней назад я начала оставлять голосовые. Поэтому, даже не думая, щелкнула на ее имя и нажала кнопку вызова. Пытаясь с ней связаться, я ощутила знакомое чувство. Сосредоточиться на письмах, постоянно думать о том, чтобы собрать их, было легче, чем справляться с маячившей передо мной проблемой.

Раздался третий гудок, и дверь рядом со мной открылась, на парковку вышел Майлс.

– Вот ты где, – сказал он. – Ты как?

Я подняла руку, попросив его подождать. Включилась голосовая почта Келли.

– Привет, Келли. Это Ли Бауэр. Снова. Надеюсь, ты получаешь эти сообщения. Слушай, я была бы рада, если бы ты мне перезвонила. Это очень важно. Ладно. Пока.

Когда я сбросила, Майлс хмуро смотрел на меня.

– Ты теперь ей звонишь?

– Сообщения ни к чему не привели, поэтому…

– Так, может, оставить ее в покое?

– Я не могу. Мне нужно ее письмо.

Он покачал головой.

– Забудь ты про эти письма, Ли.

– Что? Нет. Почему? – спросила я. – Ты все время так говоришь. Что у тебя за проблема с этими письмами?

– Никакой проблемы, – ответил он и засунул руки в карманы брюк.

Внутри меня забурлил гнев. Знаю, это неразумно, но я вдруг разозлилась на него. Из-за того, что он не понимал, почему эти письма важны. Из-за того, что позволил мне так сблизиться с ним, когда обещал, что мы пойдем на выпускной как друзья. Из-за того, что, когда я отстранялась от него, мир казался холоднее.

– Прекрати это делать! – закричала я, потому что хотела на него покричать. – Прекрати притворяться, что не понимаешь, почему я должна это делать. Почему? Что с тобой не так?

– Прекрати, Ли, – сказал он. – Давай вернемся внутрь.

– Нет, – рявкнула я. – Почему ты не напишешь письмо?

– Ли.

– Почему ты этого не сделаешь?

– Я возвращаюсь.

Я схватила его за руку.

– Нет, пока не скажешь, что с тобой.

Он стряхнул мою руку и сделал шаг назад, глаза сверкнули.

– Что со мной? – спросил он, повысив голос. – Это ты зациклена на этих дурацких письмах!

– Потому что они важны!

– Для кого?

– Для всех, – ответила я. – Всем важна правда.

– Нет, она важна тебе, – сказал он и ткнул пальцем в мою грудь. Его голос звучал так громко, так резко, что я удивленно отступила. – Здесь дело совсем не в правде, Ли. А в тебе. Тебе и твоем чувстве вины.

– Я стараюсь все исправить.

– Келли не хочет с тобой разговаривать!

– Поговорит, когда поймет, что я делаю.

– Не все хотят об этом говорить, Ли. – Он кричал на меня. Такого никогда раньше не было. Пусть я не ощущала никакой угрозы, но меня это тревожило. – Возможно, ты думаешь, мир должен услышать истории Денни, Эшли, Иден и твою, но не мою. Эта правда не освободит нас троих. Люди не хотят слышать мою историю. Особенно ты.

– Майлс… О чем ты говоришь? – спросила я. Он теперь ходил туда-обратно, запустив руки в волнистые волосы. А я стояла и смотрела на него. – Я уже знаю, что с тобой случилось. Знаю, какие гадости писали про тебя журналисты. Что люди неправильно тебя поняли. И в этот день ты был самым храбрым из нас. Почему тебе так сложно написать об этом?

– Потому что я…

Открылась дверь, и он сбился. Из зала выбежали две держащиеся за руки девочки, одетые в фиолетовое и голубое. Они посмотрели на нас и, перешептываясь и хихикая, направились к машине.

Когда они ушли, я снова посмотрела на Майлса. Он смотрел под ноги, засунув руки в карманы.

– Майлс…

– Мне надо идти.

– Что?

– Я не могу сейчас.

– Майлс, ты не можешь уйти домой. Потому что я тебя привезла.

Но он уже пересекал парковку и шел к школе. Даже не оглянулся.

После этого я еще долго стояла на тускло освещенной парковке. Не могла войти внутрь, не могла посмотреть на Денни и Эмбер и объяснить им, что только что произошло. В основном потому, что не знала, как это сделать. Я не понимала, как от такого идеального момента, танца и разговора о совместной поездке через страну мы перешли к крикам.

А теперь он ушел.

Я больше не хотела здесь находиться. Без него. Поэтому достала из сумочки ключи и направилась к грузовику.

Я некоторое время ездила с орущим радио по городу. Понимала, если приду домой слишком рано, мама захочет знать, что случилось, а я слишком устала разбираться с ее беспокойством.

Когда я наконец заехала на подъездную дорожку, в доме не горел свет. В окнах рядом с дверью тоже было темно. Интересно, Майлс добрался до дома? И как? Может, попытаться с ним поговорить или оставить на ночь в покое? Часть меня хотела извиниться, хотя я честно не понимала, что сделала не так. Наверное, слишком надавила на него, но ради благой цели.

Я так думала.

Я заглушила двигатель и услышала гудение телефона. Я бросилась за ним, думая, что это Майлс. Что он скажет, что нам надо поговорить. Что захочет объясниться.

Но сообщение пришло не от Майлса, а от Келли Гейнор.

Забавно, что некоторые воспоминания о том дне кажутся мне очень яркими, как фильм на экране с высоким разрешением, проигрывающийся за моими глазами, тогда как другие становятся размытым пятном или вообще отсутствуют.