Читать книгу "Крах каганата - Михаил Казовский"

«Дорогой отец! — говорилось в пергаменте на иврите. — Умоляю тебя: будь благоразумен. Коль не дорожишь ты собой, пожалей маму, братьев, Сарру и Патана. Для чего им гибнуть? Я едва уцелела при осаде Итиля, но Господь мне послал Ирину Аланскую и Добрыню Киевского, выходивших меня. О напрасно сгинувших муже и детях я стараюсь не думать, чтобы не лишиться рассудка. И теперь сам ответь: будет ли польза в новых жертвах? Лучше открой ворота и сдай Самкерц. Святослав обещал никого не тронуть. Но в противном случае он грозит уничтожить всех без разбора. Папа, не упрямься! Настоящий воин должен уметь с достоинством признавать поражения, не тянуть при этом в могилу тысячи невинных людей, совершая на самом деле самоубийство. Если братья, мама, и я дороги тебе, не сердись, а смири гордыню и отдайся на милость победителя. Остаюсь любящей тебя дочерью. Юдифь».

Сар заплакал, утирая свой единственный глаз. Ночью он не спал, но потом решился. Рано утром 23 сентября крепостные ворота не спеша раскрылись, и войска неприятеля беспрепятственно вошли внутрь. Святослав объявил, что старинный город Таматархи (греческое название Самкерца) есть отныне русское княжество Тьмутаракань. И Хазарское царство полностью теперь уже стёрто с лица Земли. Пир, затеянный киевлянами, продолжался без малого неделю. Ольгин сын в точности сдержал слово, данное Ирине: отпустил в Аланию Сарру и Натана, пощадил остальных родичей Юдифи. Лишь с тарханом Песахом сотворить ничего не смог: гордый Сар в ту минуту, что дружина врага занимала его владение, бросился со стены на морские валуны и разбился насмерть.

Наступила осень, шли дожди, море волновалось. А уставшая русская дружина, честно говоря, выбилась из сил. Волей-неволей Святослав был вынужден отказаться от мысли завоёвывать ещё и Тавриду. Он решил, что успеет это сделать в ближайшее лето. 3 октября караван из его судов отвалил от причала бывшего Самкерца и направился на северо-запад, чтобы, обогнув Крымский полуостров, прямиком войти в днепровскую дельту. Впереди их ждал Киев...

В то же самое время Сарра и Натан оказались в Магасе. Радости Ирины не было границ! Крепко прижав к груди дочь, гладила её и шептала: « Господи, Святый Боже! Ты услышал мои молитвы. Проведя через тернии, наградил со всей щедростью! Как я счастлива! Можно умирать безбоязненно!» А когда Натан, опустившись перед ней на колени, попросил отдать Сарру за него, так ответила: «Соглашусь при одном условии — чтобы вы вдвоём приняли христианство и венчались в Святой Софии». Молодые закивали без колебаний. И царица, в знак благословения, отцепив от цепочки золотой перстень с бриллиантом, некогда подаренный ею дочери, водрузила его на палец Сарре. После крещения девушка взяла имя Софьи, а её жених — Константина...

Ну, а что же Иосиф — он же Юсуп, принявший ислам по велению хорезмшаха? Разведённый супруг Ирины прожил на свете ещё десять лет. Переждав какое-то время, бывший каган-бек возвратился в Итиль. Город находился по-прежнему в развалинах, только в Шахрастане мало-помалу налаживалось хозяйство, и простые хазары, убегавшие от захватчиков в дельту Волги, кое-как восстанавливали быт и торговлю. Свергнутый монарх посетил Сарашен — то есть, вернее, был на его руинах. Где-то здесь покоилась его мать — Мириам. Как она умерла? На руках у кого? Или просто погибла, брошенная всеми? Знать никто не мог. Экс-правитель Хазарии разрыдался, стоя у камней на коленях. Он имел полмира и всё потерял. Если бы предвидеть! Если бы не звать из Константинополя Когенов, если бы по-прежнему любить Ирму и её детей!.. И его судьба, и судьба страны, видимо, тогда сложились иначе... Или нет? Или каждый из нас — только лишь орудие в хладнокровных руках Предопределения?.. Он стоял и плакал. Это случилось на Йом Кипур — в Судный день — месяца Тишрея 4911 года по календарю иудеев, или же 10 октября 970 года по календарю христиан...

Князь же Святослав, думая, что военные успехи будут сопутствовать ему и впредь, двинулся в поход по стопам своего отца — князя Игоря — на Константинополь. По дороге осуществил давний план — выкрал из женского монастыря Святой Августины дочку императрицы Феофано от Иоанна Цимисхия — тринадцатилетнюю Анастасо — и женил на ней своего сына Ярополка. Но такая близость династий не спасла Ольгиного сына от поражения. Иоанн Цимисхий, захвативший к тому времени императорский трон, вышвырнул русичей с Балкан. На обратном пути войско киевлян было атаковано печенегами (с ними князь рассорился незадолго до этого), а из черепа убитого Святослава печенежские ювелиры сделали обрамленный серебром кубок, из которого хан Кирей пил кумыс.

Лишь Добрыне через несколько лет удалось реализовать свои замыслы полностью — посадить на престол в Киеве своего племянника, младшего сына Святослава — Владимира. Тот крестился впоследствии и, женившись на младшей дочери императрицы Феофано (от её брака с Романом II) — принцессе Анне — сделался крестителем всея Руси. Впрочем, приобщение нашей Родины к христианству — тема отдельного романа.

Мы же в заключение вспомним об Ирине Аланской. Как сложилась её судьба в дальнейшем? Как она закончила свои дни? Вот что пишет инок Епифаний из обители Иоанна Крестителя, завершая Житие дочки Негулая (в нашем переводе с ромейского диалекта греческого языка):

«Правила сия мудрая царица в Магасе осьмнадцать лет. Возвела Божьих храмов и святых обителей не менее сорока. Принесла мир и успокоение на аланскую землю, благоденствие и порядок. В завещании своём назвала преемником внука Елию, появившегося на свет от брака царевны Софьи и царевича Константина. И преставилась, исповедовавшись и соборовавшись, на 67-м году своей жизни у себя в постели. Похоронена в царском склепе храма Святой Софии. Вся Алания в скорби молилась за упокой её праведной души. Царствие ей небесное! Во имя Отца, Сына и Святаго Духа! Аминь!»

Несмотря на долгие поиски в архивах никаких иных упоминаний об Ирине Аланской и её внуке Елие обнаружить не удалось. Лишь одно мы знаем: триста лет спустя накатившие с востока татаро-монголы захватили Аланию и разрушили все её города, в том числе и Магас. Точное место его нахождения не известно учёным и поныне. Sic transit, gloria mundi — Так проходит слава мира!

* * *

Поздней осенью 1997 года, путешествуя по Северному Кавказу — от Хасавюрта (Хазар-юрта?) в Майкоп, оказался я на развалинах древней церкви близ села Нижний Архыз (Хызар?) на реке Большой Зеленчук. Было холодно. Влажный ветер залетал мне под плащ, а противный дождь сыпался на кепку. Задевая горы, плыли по ущелью серо-синие тяжёлые облака.

— Едемте скорей, — торопил водитель газика-«козла», на котором я двигался в следующий пункт своего маршрута — Новый Карачай. — От дождя тут бывают камнепады и оползни. Можно загреметь.

Я смотрел на обломки старинных стен и думал: «Уж не храм ли Святой Софии предо мною? Уж не тут ли могила Ирины Аланской? Что вообще остаётся от каждого из нас — и великого, и простого? От страстей, от замыслов, от любви? Кучка пепла? Почерневшие, занесённые землёй кирпичи? Для чего тогда это всё? Есть ли хоть какой-нибудь смысл в нашей жизни?»

Не нашёл ответа. Кепку снял и, перекрестившись, поклонился в пояс. А потом, подняв воротник, потрусил к машине. Будничная жизнь продолжалась, несмотря ни на что.