Читать книгу "У мечты должны быть крылья - Юлия Кривопуск"

— Ну хорошо, а грузовое судно? — не сдавалась Вера. — На грузовых судах ведь больше платят, чем на промысловых, и работа полегче.

— Я сказал — нет! — отрезал Никита Петрович. — Сколько раз тебя с работы увольняли? — обратился он к Пете.

— Четыре! — ответил вместо него Васильич.

— Вот! Ненадёжный, значит, человек! Пусть теперь на промысле репутацию исправляет, — поставил точку Бабенко.

— Я на промысел не пойду! — упрямо повторил зять Васильича.

— Петенька, ну ты что, соглашайся, — взмолилась Лена. — Вера, скажи ему!

— Не пойду, я сказал! За копейки в трюме гнить!

— Петь, а может, всё-таки… — пошла на попятную Вера.

— Не пойду! На танкере или на грузовом судне пойду, а на промысловом — нет! — Её муж, напротив, решил проявить стойкость.

— Петя, тебе семью надо кормить! У тебя ребёнок маленький! — простонала Лена.

— Вот вы его и кормите! — огрызнулся парень. — Вы богатые! А я инвалидность зарабатывать не собираюсь!

— Что?! Что ты сказал?! — распахнул глаза Штырь, привстав с кресла.

— Стёпа! Стёпа!! — вцепилась в него жена и с неимоверным усилием усадила обратно. Тот пьяно икнул и замолчал.

— При чём тут инвалидность? — вскинул брови мэр и вопросительно посмотрел на свою супругу. Та равнодушно и непонимающе передёрнула плечами.

— Ну так что ты решил? — решил уточнить Бабенко у Пети. Тот насупленно молчал.

— Никита Петрович, устройте его на танкер! — опять завела волынку Вера.

— Что ты решил, я спрашиваю?! — повысил голос мэр.

— Не пойду я на промысловом! — отрезал парень.

— Ну хорошо! Тогда я — пас! — скрестил руки Бабенко. — Я предложил помощь, вы от неё отказались. Я — пас! Всё.

— Никита! — воскликнула Лена. — Никита! Ну, подожди! Он согласится. Дай ему время подумать, и он согласится!

— Не надо меня уговаривать! — отвернулся Никита Петрович. — Я не хочу больше обсуждать эту тему.

— И правильно! — поддержал его Васильич. — Раз такой умный, пусть сам на работу устраивается. На биржу труда идёт! И живёт на пособие по безработице!

Вера изменилась в лице.

— Степан Васильич, — плачущим полушёпотом произнесла она. — Ну как же? Ну вы ведь можете!

— Вера, хочешь знать моё мнение? — вспылил Штырь. — Разводись с ним, к чёрту! Ещё будет нам здесь условия ставить, вошь! Сколько можно его выходки терпеть? То я не хочу, это я не буду! Генерал нашёлся! Я его терплю только из-за Костика. А так давно бы уж выгнал взашей!

Зять густо покраснел, подскочил и опрометью кинулся прочь от стола.

— Петя! Петя! Ты куда? — закричала Вера. Тот, не оборачиваясь, широко шагал через лужайку по направлению к въездным воротам. Жена бросилась за ним.

— Ну и зятёк у тебя… — покачал головой Никита Петрович, обращаясь к Штырю. — Хочет всё и сразу, на блюдечке принесите.

— А сейчас молодые все такие! — Мадам Бабенко с хрустом откусила свежий огурчик. — Юношеский максимализм у них проявляется. До двадцати пяти лет будет проявляться, а потом перестанет.

Присутствующие переглянулись — зятю Штыря было двадцать семь.

Над столом повисла тишина, нарушаемая лишь сочным движением челюстей супруги мэра.

— Давайте лучше поговорим об отпуске! — предложила Илона. — Кто куда в этом году едет отдыхать?

Глава 12

Сбежав от Стаса, Сашка проделал обратный путь по кипарисовой аллее и далее, до знакомой уже набережной. Никакие продукты покупать он не собирался. Как и подавляющее большинство мужчин, готовить парень не умел, не любил и не хотел. Быт — это удел женщин.

Купив бутылочку пивка, журналист принялся было высматривать свободный столик уличного кафе, но, поняв безуспешность сего занятия, довольствовался скамейкой. Пиво было прохладным и чрезвычайно приятным на вкус. Скамейка, по счастливой случайности, стояла в теньке. Сашка прикрыл глаза и принялся наслаждаться напитком, прохладой и одиночеством.

Стас порядком вывел его из себя. Легко рассуждать о приземлённости чужих мечтаний, когда у тебя есть средства, чтобы обеспечить себе достойную жизнь. Тогда можно и философствовать — почему нет? «Деньги — это чеканенная свобода». Достоевский сказал.

М-да…

Сашка был нищ и зависим.

* * *

С некоторых пор Сашка избегал ходить по центральным улицам Москвы — их вопиющая роскошь раздражала. Парень понял это, когда, вооружённый фотоаппаратом, изучал родную столицу. Ссутулившись и втянув голову в плечи, он пробегал мимо дорогих ресторанов, отелей и бутиков. Ему, с его мизерной зарплатой, там нечего было делать. Как нечего было делать и в казино, огни которых так притягательно горели. Попытать удачу парень не мог себе позволить — ему вряд ли хватило бы денег даже заплатить за вход. Потихоньку, чтобы не заметила мать, он лишь иногда посещал залы игровых автоматов, но всякий раз возвращался оттуда ни с чем.

Роскошные иномарки проносились мимо, норовя обдать парня грязью из лужи или снежной кашей. В дорогих автомобилях сидели красивые женщины, которых не интересовал нищий журналист, шлёпающий по тротуару. Глядя на них, Сашке становилось обидно и жалко себя. Тем сильнее он ненавидел мужчин, которым принадлежали эти машины и эти женщины. Ну чем они лучше его, ну чем?!

Получается, в отношении к новой России и новым русским Сашка со Стасом был солидарен.

Грёзы о красивой жизни всё настойчивей посещали его. Тем больше нарастало в нём раздражение. Он не желал, как бродячий пёс, смотреть голодным взглядом на недоступную роскошь, в которой купается кто-то другой. Он не желал всю жизнь выкраивать гроши на хлеб, глядя, как богачи проносятся мимо на шикарных иномарках. Он не желал пахать, как проклятый, ожидая весь год жалких трёх недель отпуска. Пахать, создавая кому-то капиталы и сверхприбыли, без надежды на собственное благополучие. Он не хотел созерцать в телевизоре сытые рожи успешных и знаменитых, вальяжно поучающих народ, как надобно жить. Он не хотел смотреть… Он хотел быть. Не надрываться, а наслаждаться, не отираться около жизни, а жить. Он сам желал купаться в роскоши, ездить на иномарках и выступать по телевизору. Вот что было его потаённой мечтой, а не те квартира, машина и дача, за которые его осудил Стас. Но о подобном богатстве Сашка просто боялся — слишком мифической и недоступной была такая жизнь. Он загонял свои желания в самые дальние уголки сознания, понимая их несбыточность, а вместо них ставил перед собой другие, казавшиеся более реальными, цели. Квартиру, машину и дачу хотели все, и он примкнул к рядам страждущих среднего материального достатка, дабы ничем не отличаться от своих соотечественников.

Может быть, зря он это делал?

* * *