Читать книгу "Дверь в стене тоннеля - Николай Черкашин"

Вариант номер два. Леонкавалло встретил ее в аэропорту и сдал своему шефу, этому, как его? Гербарию… Тогда прижимаю гражданина Ковальчука и раскалываю его…

Интересно, как вы это мыслите себе без оружия и в одиночку?!

Вызываю на помощь младшего сержанта Пупышева. Устраиваем вдвоем засаду…»

Еремеев представил себе субтильного Артамоныча рядом с громилой Ковальчуком и невесело хмыкнул.

«Эх, товарищ капитан!.. Нужна вам эта гражданка Табуранская как бронежилет утопающему. Или это любовь с первого взгляда на фото в загранпаспорте? В ваши-то годы да с вашим опытом… Вы лучше обратите внимание на соседку слева. Ведь это она для вас так старательно натягивает на колени самовсползающую юбку. И чем она хуже гражданки Табуранской? Стоит только заговорить и…»

Карина!

Пассажирка слева – пухленькая брюнетка неопределенных лет – читала «Энциклопедию экстремальных ситуаций». Книга была раскрыта на разделе «Безответная любовь».

– Можно взглянуть? – попросил он.

Соседка охотно передала ему томик.

«Нужно развенчать свой идол. Любят всегда одновременно и человека, и идеализированный образ, созданный на его основе. Используя это свойство любви, Лопе де Вега в комедии “Собака на сене” предлагает: “Хотите я подам совет? Уверен, он поможет делу. Вы вспоминайте недостатки, не прелести. Старайтесь в памяти носить ее изъян – и самый гадкий!”»

Да-да, надо развенчать свой идол!

Что в Карине могло отталкивать? Ее прошлое и только. Но прошлое любой женщины – темная вода, каких только чертей не скрывающая на дне своего омута… Она спала с этим амбалом… Стоп, стоп – это уже ревность.

Любила деньги до такой степени, что готова была возить в своем чреве наркотики, бетапротеин, все что угодно… Да, это мерзостно… Вот об этом надо думать. На этом сосредоточиться.

– Что, у вас проблемы с безответной любовью? – игриво поинтересовалась попутчица.

– У кого их нет? – вздохнул Еремеев, с сожалением возвращая книгу. Толковый этот парень, Гостюшин, автор «Энциклопедии», бывалый мужик… Еремеев тоже лелеял мысль написать когда-нибудь нечто вроде этого пособия – «Счастливые озарения». Или просто – «Озарения». О том, как выходить из гиблых ситуаций, из житейских лабиринтов и безнадежных тупиков, когда в конце тоннеля глухая стена. Нет, он так и назовет свою книгу – «Дверь в стене тоннеля». Слава богу, флот, Афган и МУР кое-чему его научили.

Озабоченная соседка так и не дождалась продолжения далеко идущего разговора. Еремеев выглянул в иллюминатор, и вдруг вся его прошлая жизнь открылась сразу, словно эта земля, проплывающая под серебристой дланью самолета. Сколько же в ней было вокзалов, вагонов, семафоров, взлетных полос и бортовых огней… Сколько ж в ней было казенных ночлегов, кают, казарм, купе, общаг, гостиничных номеров, госпитальных палат и прочих чужих стен и кровель?

А сколько выстрелов, ран, крови, трупов?! Вот ведь стежка-дорожка выпала: не жить-поживать, а жить – выживать. И только на одно лето вскинулось счастье белым парусом, вскинулось и опало, пропало…

Карина!

Глава вторая. Стюардесса Харона, или Вакансия кормильца рыбок

В Москве Еремеев позвонил Карине прямо из внуковского аэровокзала. Трубку никто не снял. Двумя часами позже он убедился, что знакомые окна на двадцатом этаже темны. Он поднялся к ее двери, позвонил соседке.

– Нет, никто ее не спрашивал, никто не появлялся, – отвечала старушка. – А за квартиру кто-то платит…

Деньги в счет квартплаты поступали автоматически. Еремеев оставил распоряжение в Сбербанке по просьбе Карины.

Не дали результата и действия по «варианту № 2». Леонкавалло явно не было дома: на звонки в дверь и по телефону никто не отвечал, окна по ночам не горели.

Белый «мерседес», раскуроченный на моечной площадке у деревянного Яузского моста, сгинул бесследно. Все нити поиска обрывались при первом же к ним прикосновении.

Он позвонил в Севастополь со слабой надеждой, что Карина хоть как-то дала знать о себе. Мрачный голос Тимофеева не смог сообщить ничего утешительного.

На книжном лотке Еремеев купил «Энциклопедию экстремальных ситуаций». Бывалый мужик Анатолий Гостюшин предлагал клин вышибать клином, то есть «заменить одну любовь – безответную, на другую – взаимную». Память услужливо вырисовывала Тамару, директора филиала фирмы «Орбис». Где-то за обложкой паспорта отыскалась и ее визитка. И даже решено было позвонить ей утром на работу – узнать, как реализована его мебель. Но ночью на скрипучей казенной койке милицейского общежития Карина приснилась столь живо и щемяще радостно, что утром, наткнувшись на книгу умных советов, Еремеев зашвырнул ее в угол комнаты.

Оставался «вариант № 3» – самый рисковый и самый действенный, как ему казалось. Прежде чем на него решиться, Еремеев позвонил в Севастополь и вызвал в Москву Артамоныча, затем договорился с комендантом общежития – за бутылку «Наполеона» – что в его комнате поживет, пока его не будет, двоюродный брат Павел Артамонович Пупышев, и попросил ему передать два конверта. В одном лежало завещание насчет яхты и распоряжение насчет Дельфа, в другом – письмо к следователю Махалину с предложением открыть уголовное дело «по факту исчезновения гражданки Табуранской и гражданина Еремеева в недрах фирмы ритуальных услуг “Эвтанатос”». Артамонычу же предписывалось оба пакета через неделю вскрыть, если за эти семь дней Еремеев не заберет их сам.

Пакет с паспортом и деньгами он попросил Махалина спрятать в его бывший сейф до востребования.

Только после всего этого он позвонил по справочному телефону «Эвтанатоса». Приятный и грустный женский голос уточнил:

– Вы приняли окончательное решение?

– Да.

– Как вас зовут? Имя, фамилия необязательна.

– Анатолий.

– Анатолий, я встречу вас. Вы где сейчас находитесь?

– На Стромынке.

– Вы сможете добраться до больницы спортивной травматологии? Она находится на Садовом кольце, недалеко от Курского вокзала.

– Да, я знаю.

– Больница расположена в старинной усадьбе, там сохранился парк – он выходит к Яузе. В углу парка, как войдете, слева, небольшой желтый домик с полукруглой башней – бывшая обсерватория. У входа в нее я буду вас ждать. Меня зовут Анастасия. Я буду в черном плаще, в волосах – черный бант. Как я вас узнаю?

– Тоже черная кожаная куртка, серый свитер, джинсы.

– Сколько времени вам понадобится?

– Минут сорок.

– До встречи! – с бархатным придыханием попрощалась стюардесса Харона.

Смеркалось, когда Еремеев прошел за чугунные решетки старого сумрачного, сырого от предосенних дождей, больничного, а некогда усадебного парка. Как и все подобные уголки старой Москвы, парк был изрядно запущен, трачен временем и людьми, отбившими зачем-то руки у мраморных богинь и носы у греческих героев. Но кроны столетних лип и дубов были отменно густы, они сплетались над аллеями так плотно, что походили на перекрытия тоннелей.