Читать книгу "Дорога на эшафот - Вячеслав Софронов"

– Начинается? – спросил первый, спрыгивая с коня и держа его на поводу. Он поздоровался с остальными офицерами.

Фермор недовольно глянул в его сторону, поскольку недолюбливал Румянцева за его горячность и извечное желание спорить на военных советах, высказывая вразрез с большинством свое личное мнение.

– Надо бы ответить им из наших «единорогов», – предложил Панин, а Чернышев согласно добавил:

– Неча им волю давать. Ишь, удивить нас решили ядрами, будто мы их сроду не видали.

Фермор поморщился от их слов, но вынужден был согласиться и направил вестового в артиллерийскую бригаду с приказом генерал-майору Муравьеву перевести пять батарейных отделений для начала ответной стрельбы по противнику.

– Не верится, будто бы они нас решили в лоб атаковать. Не таков король Фридрих, – продолжать рассуждать Румянцев, будто бы он был здесь главным, не дожидаясь, что скажут на этот счет находившиеся рядом с Фермором пожилые генералы.

Уловив назревавшее напряжение, решил разрядить обстановку самый почтенный по возрасту и боевому опыту генерал-лейтенант Петр Семенович Салтыков, высказав как бы общее мнение:

– Сейчас рано говорить, чего Фридрих задумал. Следует чуть помешкать, а там, глядишь, он себя и всурьез покажет. Тогда и решать, откудова его ждать стоит. Но ответить на пальбу ихнюю непременно надо, чтоб нос свой шибко не задирали.

– Одна баба ждала, когда родит, а пока под мужиком не побывала, ничего у нее не выходило, – под общий хохот молодых отпустил не совсем пристойную шутку Чернышев. Но пожилые генералы не поддержали его, а покосились в сторону Фермора, ожидая, как он прореагирует.

Тот же не счел нужным отвечать и лишь что-то негромко пробормотал себе под нос, чего никто не сумел разобрать.

Зато Салтыков пустился в пространные рассуждения о тактике прусского короля, благо никто из уважения да зная остроту язычка старого вояки не решался перебить его.

– У него, Фридриха, все повадки, как у лисы, на птичий двор забравшейся: пошумит в одном месте, собаки сторожевые туда и кинутся ловить ее. А она тем временем подроется под курятник, курку схватит и через другой лаз уйдет. Она себе и нору так же делает: вход на самом виду для непрошеных гостей, а дальше место узкое, любая норовая собака увязнет. Зато в самом неприметном местечке она для себя выход заложит, так, что сколько ни ищи, не сыщешь сроду.

– Лису лучше брать не в норе, где она хозяйка и в любой момент деру дать готова, а в чистом поле со сворой добрых борзых собак. Там ей деваться некуда, кроме как в зубы собачьи, – не то чтобы возразил, но высказал свое мнение насчет лисьих уверток Петр Панин.

– Так-то оно так, сынок, – глянув в его сторону, тут же нашелся с ответом Салтыков, – только лису еще выследить требуется, прежде чем на нее собачек пущать. А вот пока она в норе сидит – тут самое время.

Присутствующие генералы с интересом ждали, что на это возразит Панин, но подал голос неожиданно Фермор, явно не прислушивавшийся к разговору своих спутников, а занятый собственными мыслями.

– Надо полагать, то всего лишь отвлекающий маневр, а переправу он готовит где-то в ином месте.

Пожилые генералы согласно закивали головами, а Румянцев, обратясь к Панину с Чернышевым, негромко сказал:

– Дали бы мне пяток дивизий да кавалерии несколько эскадронов, я бы ему, курве, устроил маневр на свой лад, чтобы он навсегда забыл против русского штыка поперек становиться.

– Как же! Дадут, жди! – так же вполголоса ответил Чернышев. – Не удивлюсь, если он даст приказ к отступлению ввиду отсутствия неприятеля, пока не заведет нас туда, где пруссаками даже и не пахнет.

– Я со своим полком с места не сойду, пусть бежит, куда хочет. Драться будем!

И все трое, обменявшись взглядами, пожали друг другу руки.

Вилли Фермор, так и не принявший участия в обмене мнениями по поводу дальнейших действий, но как бы подводя итог всему услышанному, распорядился:

– Прошу господ генералов пожаловать ко мне на военный совет через час. И прошу явиться без опозданий.

С этими словами он легонько тронул поводья коня и медленно поехал в сторону лагеря, будто совершал прогулку перед сытным обедом. Разговоры сразу стихли, и лишь Румянцев негромко проговорил:

– Ни дать ни взять Александр Македонский: пришел, увидел, победил.

– Ага, не покидая своей палатки, – негромко поддержал его Чернышев. – Стратег, мамашу его английскую в ее толстую задницу!

– Тогда уж и бабушку его, Ферморову, туда же, – добавил Панин, и они дружно расхохотались, вызвав настороженные взгляды в их сторону остальных генералов.

6

…В палатке командующего, заставленной походными столами, где кучками лежали свернутые в рулон карты, а посредине лежал старинный чертеж прусских земель, царила атмосфера уныния и неопределенности. На длинной лавке возле самого входа сидели два флигель-адъютанта, оба из остзейских немцев, плохо понимавших по-русски, но пригретых Фермором, видимо, благодаря их безгласности и всенепременной услужливости. Они, не стесняясь присутствующих, зевали от скуки и обсуждали меж собой достоинства некой Гретхен, знакомой обоим. В дальнем углу палатки двое писарей без видимой охоты, поминутно отвлекаясь, чтобы взглянуть на входящих внутрь генералов, были заняты перепиской каких-то бумаг. Вдоль стола ходили несколько слуг, расставляя свечи в серебряные подсвечники, внося и вынося какую-то мебель, чайные приборы, сдвигая при этом в сторону карты и расстилая кружевные салфетки. Создавалось впечатление, будто бы шла подготовка к званому обеду по случаю какой-то торжественной даты, до того чинно и мирно выглядело все со стороны.

Фермор сидел в своем кресле в начале стола, как бы отделяя себя от присутствующих, и время от времени оглядывал входивших. Он понимал шаткость своего положения, поскольку стал главнокомандующим волей случая после отстранения Апраксина, но мало кто из русских генералов смирился с этим. Дай им волю – и они действовали бы каждый сам по себе, что неминуемо бы привело к катастрофе без единоначалия, но зато дало бы повод обвинять друг друга в просчетах и промахах. И его приказы они исполняли неохотно, как бы против собственной воли, чего не было ни при Апраксине, ни тем более при графе Минихе. Апраксин был свой, природный русак, а Миних хоть и не считался своим, но авторитет и опыт давали ему возможность управлять многотысячной армией легко и непринужденно.

И вот сейчас он должен совместно с генералитетом выработать диспозицию предстоящего сражения, хотя он уже давно решил, где и как расположит русские корпуса, но требовалось общее одобрение, чтобы в дальнейшем не только слава, но и ответственность в случае возможного поражения легла на всех поровну. Понятно, спрашивать будут в первую голову с него, главнокомандующего, но спасительный круг на случай крушения нужно всегда иметь рядом с собой. А совместно принятое решение и есть та самая соломинка, за которую можно будет ухватиться.