Читать книгу "Украденная победа 14-го года. Где предали русскую армию? - Виктор Устинов"

На высокие государственные посты устремились люди, которые сами нуждались в контроле со стороны власти и общества, так как они легко переступали закон и имели пороки, несовместимые с порядочностью и честью. Это стало возможным только в силу огромного влияния Распутина на императрицу Александру Федоровну, которая после отъезда царя в Ставку, по взаимной договоренности, взяла бразды правления империей в свои руки. Это была видимость ее управления, а на самом деле ею управляла немецкая партия. Не имея опыта и не зная людей, она полностью доверилась своему фавориту Распутину, который в государственных делах был такой же неуч и невежда, как и его венценосная пассия. К Распутину, завладевшему телом и духом императрицы, сразу потянулись люди его принципов и взглядов, прежде всего, князья по званию и проходимцы по призванию Мещерский, Андроников, Белосельский-Белоцерковский, темные личности из полиции Белецкий и Манусевич-Мануйлов, финансовые нувориши Манус и Рубинштейн. Все эти люди вместе и порознь протежировали у Распутина своих ставленников в верхние эшелоны власти, преследуя не государственные, а своекорыстные интересы, несовместимые с заботой о процветании империи. Князья Мещерский и Андроников были близкие к императору лица, но царь был так обособлен, что путь к нему был короче через «старца» и императрицу.

Первым министром, назначенным по рекомендации Распутина, был Саблер, из прусского окружения царя, «не то шутник, не то искатель приключений»[316]. Ему нельзя было доверять приход, а назначили обер-прокурором святого Синода и при нем «святой синод, главным образом, занимался наградными и бракоразводными процессами»[317]…

Обер-прокурор Синода и митрополиты, подобранные Распутиным[318], не владели способами врачевания душ, и этой задачей занялись сотни и тысячи католических, протестантских и баптистских организаций, ринувшихся на бескрайние российские просторы, отбирая верующих у православной церкви и внося духовную смуту в жизнь русского народа. Отходили от православной церкви, прежде всего, молодые люди в западных губерниях России, в их быт внедрялись вольность нравов и пороки, там, где раньше были крепки устои русской старины. Последствия распутинского влияния на русскую церковь трудно переоценить, но оно было не менее вредным, чем на царскую семью. Дух атеизма был порожден в народных глубинах самой церковью, не справившейся с задачами духовного воспитания масс, где нравственный пример священнослужителей для верующих – важнее религиозных догм и правил.

За два года до назначения премьером Горемыкина князем Мещерским, при содействии Распутина, министром внутренних дел России был назначен Николай Маклаков, о ком в петербургских светских кругах говорили с усмешкой и нескрываемой иронией. За крайне правыми взглядами у молодого министра просматривалась полная некомпетентность к порученному ему делу и отсутствие каких-либо государственных способностей, сближавших его в этом отношении с царем. Министр внутренних дел определял внутреннюю политику империи и назначение на этот пост Маклакова, которого родной брат назвал «государственным младенцем»[319], лишь отображало стремление прусского двора видеть во власти ничтожных людей.

Все министры, кто назначался по протекции князей Мещерского, Андроникова и Распутина были ярыми сторонниками продолжения курса сближения с Германией в ущерб национальных интересов России. С помощью Распутина стали проводиться все непопулярные решения правительства, все аферы с ценными бумагами и капиталами, все назначения министров и директоров департаментов, в руках которых находились основные бюджетные средства и оборонные отрасли промышленности. С помощью «старца» были сменены министры, которые были самостоятельными и сильными в понимании своего государственного долга и ответственности перед народом, убраны руководители департаментов полиции, жандармерии и юстиции, которые проявляли заботу о безопасности граждан и страны, были отодвинуты в тень и отправлены в отставку и в отдаленные обители генералы армии и иерархи церкви, кто мог повести армию к победам и поднять православный люд на всеобщую войну с врагом.

Привыкший с молодости к пьяным кутежам, воровству, аферам и сомнительным приключениям Распутин так и не был приучен ни к какому полезному труду, и жил обманом людей, богатых и бедных, и, в особенности, верующей православной паствы, потому что он причислял себя к влиятельным проповедникам церкви и был ее непризнанным патриархом. Прочное тысячелетнее здание русской православной церкви от такого антихриста накренилось и стало трещать, угрожая развалом людям, посещавшим его. Гучков, еще в январе 1912 года, при обсуждении в Государственной Думе сметы Синода, говорил: «Хочется говорить, хочется кричать, что церковь в опасности и в опасности государство… Вы все знаете, какую тяжёлую драму переживает Россия… В центре этой драмы – загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков, странная фигура в освещении XX столетия… Какими путями достиг этот человек центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются внешние носители государственной и церковной власти… Григорий Распутин не одинок; разве за его спиной не стоит целая банда, пестрая и неожиданная кампания, взявшая на откуп и его личность и его чары»[320].

«Старец» Распутин не погнушался ворошить грязное прошлое и заставлял Синод и митрополитов причислять к лику святых таких же проходимцев прошлого, каким он был сам в настоящем, и это кощунство отторгло от церкви миллионы масс верующих. Нравы, приличия и сдержанность страстей, привитые народу вековой русской культурой, в столице империи оказались грубо растоптанными безбожием и безразличием к нормам нравственности и совести. В царском дворе, высшем обществе Санкт-Петербурга и Москвы культивировалось стремление к грехопадению, часто даже преступному, и оно сопровождалось верой в очищение этого греха с помощью божественного милосердия. Чувственное грехопадение носило ореол жертвенности у прекрасной половины, и его не стыдились совершать знатные светские дамы. Это была прелюдия к той сексуальной революции, поразившую «демократическую» Россию через 100 лет, когда женщина была лишена всех своих прав и брошена на торги, наравне с другими товарами и предметами роскоши. Легкость нравов витала и в царских покоях, где императрица следила с безразличным лукавством за любовными похождениями своего мужа с ее фрейлиной Анной Вырубовой, которая, в свою очередь, была организатором и свидетелем интимных отношений императрицы и Распутина.

Искусство стало антинародным: оно прославляло артистов и фокусников, танцовщиц и экстрасенсов, проходимцев и стяжателей, совсем позабыв святые заповеди, что процветание и могущество государства держится на воине, пахаре и рабочем и на интеллигенции, выросшей из этой же среды, а не на шутах и подлецах. Печать перестала восхвалять благородство, порядочность и честность и заглядывала в самые грязные места человеческих пороков, от описания которых заражались грязью все, и прежде всего те, кто распространял ее среди людей. Царская журналистика обслуживала интересы внутренних врагов России, одолевших верховную власть империи, вела всю страну к крушению, а монархию к гибели.