Читать книгу "Особь - Александр Варго"

Шаги тяжелых бахил гулким эхом разносились по почти пустому леднику. Фиолетовые тени тревожно метались по углам. Голубоватый иней на стенах сверкал в свете фонарика. Острые крюки для говяжьих туш тускло поблескивали из полутьмы.

То и дело сглатывая шершавым горлом, Мефодий Николаевич медленно продвигался вперед, подсвечивая по сторонам и осматривая каждый закуток. Сбежавшей крысы пока не было, но это вовсе не означало, что она не могла затаиться для смертельного броска в каком-нибудь темном укромном месте…

Миновав угловатые рамы с крюками, Суровцев вышел к длинному стеллажу для овощей, почти пустому. Лишь несколько десятков арбузов лежало сбоку. Один из них, треснувший, обнажал кроваво-красную мякоть, и Мефодий Николаевич невольно отвел глаза.

И тут же ощутил, что на него кто-то смотрит. Ученый был готов поклясться, что взгляд этот – почти физического свойства, и что прямо сейчас он материализуется в пронзительную острую иглу, которая проткнет его насквозь, пригвоздив к холодной стене…

Осторожно, стараясь не делать лишних движений, он отступил назад, осматривая стеллаж. Огромные жуткие глаза, подкрашенные голубоватым свечением, он заметил сразу: они пялились на него с верхней полки. Это была та самая крыса. Острые двойные резцы влажно поблескивали в полутьме, вздыбленная шерстка на загривке свидетельствовала об агрессии. Суровцев медленно поднял дробовик и, сливая себя с оружием, прицелился, чтобы наверняка поразить мерзкую тварь…

Но что-то удерживало его от выстрела. Он и сам не мог сказать, что же именно. Крыса, сидевшая на краю полки, выглядела совершенно недвижной. Даже свисающий хвост почему-то не подрагивал, как обычно у этих грызунов. Лишь голубоватые глаза злобно сверкали из полутьмы.

Мефодий Николаевич и сам не помнил, сколько он простоял, целясь в крысу. В какой-то момент он невероятным усилием воли опустил дробовик и заставил себя сделать несколько шагов к полке…

Крыса была мертва. Лишь жуткие глаза, казалось, оставались единственным живым органом Rattus Pushtunus. Глаза эти, уже мертвые, остекленившиеся, по-прежнему внушали иррациональный страх…

Спустя полчаса ученый с помощью Лиды препарировал крысу. Диагноз был однозначный: остановка сердечной мышцы в результате спазма и закупорки сосудов.

– Оно и неудивительно, – задумчиво молвил Мефодий Николаевич. – Крыса-то афганская, то есть по определению теплолюбивая…

– Хочешь сказать, что она умерла от переохлаждения? – уточнила лаборантка.

– Видимо, так… Только что-то слишком уж быстро.

– Сколько она на том леднике пробыла? Минут пятнадцать?

– Или около того… – неопределенно протянул ученый и задумался.

Температура в леднике постоянно поддерживалась на уровне минус пяти – минус семи градусов. Для хранения продуктов этого было вполне достаточно. Практически любое теплокровное существо, попав в такие условия даже на несколько часов, наверняка бы выжило. Получалось, что на Rattus Pushtunus это правило не распространялось…

Взглянув на препарированного грызуна, Лида тут же отвела взгляд.

– Так ведь у нее и шерстка, и подшерсток, и все остальное… – напомнила она несмело.

– Постоянная температура тела этих тварей – ровно тридцать девять градусов, я проверял многократно, – задумчиво произнес Мефодий Николаевич. – А сейчас, препарировав крысу, я сразу же обратил внимание на сосуды… Вот, посмотри, – он сделал приглашающее движение к микроскопу.

Лида влипла глазницей в визир.

– Это что?

– Гладкомышечная аорта, – прокомментировал ученый. – А если точней – ее восходящая часть. Ты, наверное, помнишь из своего университетского курса: даже у обычных лабораторных крыс в гипертензивных состояниях функционирование клеточных мембран и соответствующие нарушения баланса электролитов взаимосвязаны. При этом необходимо учитывать как изменения белково-липидного компонента биомембран, так и реологические свойства эритроцитов и других форменных элементов крови…

– Да это любому ребенку известно! – отмахнулась лаборантка. – Ты лучше скажи, почему она такая тонкая?

– Мне кажется, что в условиях среднеазиатской жары, то есть привычного ареала распространения популяции, это оптимальный вариант для их комфортного существования. С другой аортой, подозреваю, Rattus Pushtunus и не выжила бы вообще. Любое живое существо рано или поздно приспосабливается к конкретным климатическим условиям. Неприспособившиеся вымирают. Эволюционная теория Дарвина, наверняка помнишь. Летом, когда температура у нас зашкаливала за тридцать, эти твари чувствовали себя очень уверенно. Но, попав в непривычно холодные условия, они наверняка вымрут. Как теперь: мгновенные тромбы, остановка сердечной мышцы и смерть.

– Значит, все-таки холод… – произнесла Лида.

– Скоро зима, – по размышлении отозвался Мефодий Николаевич и тут же понял: это – контрапункт, своеобразная точка отсчета.

В зыбкости рассуждений, в расплывчатости гипотез, в мутной воде страха и безысходности теперь ощущалось твердое дно научного факта, могущего стать спасением для всего Южного округа. Однако предстояло провести не один десяток опытов, заполнить сотни страниц лабораторного журнала, чтобы стопроцентно убедиться в своей правоте.

– У нас еще есть одна взрослая особь и пятеро детенышей, – напомнила лаборантка несмело.

– …и детеныши эти через несколько недель станут взрослыми и способными к самовоспроизводству, – Суровцев вновь припал к визиру микроскопа. – Тут, конечно, работы и работы…

– Хочешь сказать, что…

– Что у нас всех появился шанс. Правда, очень маленький, скорее – микроскопический. Но это все-таки лучше, чем ничего…

В дверь осторожно постучали.

– Войдите! – не оборачиваясь, бросил Суровцев.

Начальник милицейской охраны – огромный гориллоид с неестественно длинными руками и узкой щелью вместо рта – старался выглядеть предельно вежливым с Мефодием Николаевичем. Дежурство в Центральном зоопарке считалось необычайно козырным местом: никаких патрулирований улиц, минимальные шансы быть убитым маньяками, ежедневный продуктовый паек…

– Мефодий Николаевич, мы тут с вами недавно насчет бронетранспортера говорили, для Лидии Александровны, – молвил он. – На этой неделе не сможем, у нас опять лимиты на горючее. Солярки совсем в обрез. Топливо лишь через две недели получим.

Лида с трудом подавила безотчетный вздох: давно запланированные поиски отца вновь откладывались. Впрочем, как всякая женщина подобного психосклада, она готовилась к худшему и уже почти смирилась с потерей папы; ведь за все это время он до сих пор ни разу не дал о себе знать.

Глава 32

– …неужели сочетание таких примитивных препаратов действительно помогает? – недоверчиво уточнил ассистент Валера у Александра Ивановича.

– Все очень просто, – готовно подтвердил тот и произнес, словно заклинание: – Снотворное. Хлордиазепоксид. Диазепам. Но надо знать точные пропорции… А также – какое именно снотворное. Иначе не поможет.